Холодильник
Вовка всегда был странным парнем, не то чтобы ненормальным — просто другим. Профессорский сынок, рыхлый и неуклюжий — именно таким я представлял Пьера Безухова. Он жил в престижной институтской сталинке, у папы была черная Волга и катер на лодочной станции. В первом классе мы с ним из селитры, серы и активированного угля синтезировали порох. В четвертом — сделали, руководствуясь журналом Юный Техник, телескоп и с моего балкона наблюдали в перевернутом виде за бурной жизнью соседней студенческой общаги. В пятом — нарисовали на двойном тетрадном листе порножурнал — по мотивам собственных наблюдений, и изобразили на последней странице кривую роста проституции в СССР, согласно нашим прогнозам параболически рвущуюся вверх в период с 84 по 90-й год. В общем — не ошиблись, но скандал получился знатный. Папа-профессор получил нагоняй по партийной линии, а меня, безотцовщину, перевели в параллельный класс.Разлука нам не помешала. В 7-м классе мы научились делать деньги на своих идеях — запустили в школе лотерею Спортлото 3 из 16-ти, рисуя билеты под копирку все на тех же тетрадных листках и продавая их по 10 копеек. Спалили нас свои же, когда после пяти тиражей никто так и не выиграл, а мы довольные и счастливые, ходили по школе с полными карманами мелочи. Дело имело общегородской резонанс — ученики лучшей школы в городе извлекают нетрудовые доходы за спиной учителей и парторганизации. На этот раз мне пришлось перейти в другую школу, но и там мне пообещали, что девятого класса я не увижу как своих ушей. Вовка же опять вышел сухим из воды, единственный минус — ему запретили со мной общаться, чтобы избежать дурного влияния улицы. На том и разошлись.
А потом, году эдак в 87-м, его отец исчез. Просто пропал. Поговаривали, что он занимался какой-то секретной тематикой, и его то ли забрали в один из закрытых городков, то ли он сбежал в Америку — все по той же причине. Мать же — преподаватель истории КПСС, родившая его на 40-м году жизни, как-то сразу осунулась, постарела и, не дождавшись, пока сын закончит школу, тихонько померла. Как Вован жил до настоящего времени, я не знаю, но месяц назад он нарисовался в моем подъезде, изрядно погрузневший, с гнилыми зубами и неряшливо одетый — завозил барахло в убитую однушку на втором этаже. Вещей было не много: диван, пара стульев, отцовский письменный стол — старинный и добротный, куча картонных коробок с тряпьем и книгами да холодильник. Древний, пузатый, ржавый понизу и загаженный тараканами. Грузчиков не было — поэтому я всё так хорошо и запомнил — руками.
— Забегай вечерком, обмоем чем бог послал, — сунул Вовка мне грязную и потную ладонь, — все-таки лет двадцать не виделись.
Полагая, что этим вечером господь особо не расщедрится, все необходимое я закупил сам и заявился к новоселу часов около девяти, известив жену, что вернусь поздно и пьяным. Благо что рядом.
— Вот еще пузырь, положи в холодильник — вспомнил я после того, как прогресс-бар на первой бутылке уверенно приблизился к середине.
— Да он у меня не холодит.
— А на кой же ты его припер-то?
— Давай еще по одной, помянем моих и расскажу.
— Ну, царство небесное, не чокаемся...
Выпили. Помолчали. Закусили. Закурили и откинулись на спинки стульев.
— Ладно, Вован, колись, что там у тебя с рефрижератором?
— Понимаешь, он не совсем холодильник, точнее не холодильник вообще. Он старый, ты видел. Его дед мой покупал еще. Он тоже, кстати, пропал — в 56-м. Дурная история вышла. Ты знаешь, наверное, тогда с культом личности боролись, и институт наш переименовали. Был имени Сталина — стал имени Орджоникидзе. А помнишь памятник, между стадионом и летней столовой? Там стоял до этого Иосиф Виссарионович. Гипсовый, крашеный под бронзу. Его потом сняли и спрятали где-то в подсобке за энергофаком. А через месяц привезли Орджоникидзе. Тоже из гипса и тоже крашеного. Ну так дед — он ректором был, послал кого-то вечерком с кувалдой — чтобы Сталина разбить и вывезти помаленьку. Так этот дурень в потемках и запутался — оба усатые, оба в сапогах — и разбил в крошку дедушку Серго. А рабочим-то все равно, кого ставить — поставили опять Джугашвили. Потом, когда торжественно тряпку стянули, никто почти толком и не понял, кто стоит. Но нашлись благодетели, настучали, мол, ректор — сталинист. В общем, к деду пришли на следующий день. А он зашел на кухню — и исчез. Зима была. Окна заклеены, а деда нет — пропал.
— Так, а холодильник-то причем?
— Да ты слушай, не перебивай. Ты ж помнишь, пока мои живы были, у нас два холодильника было? Этот и новый. Так что интересно — мясо и скоропортящиеся продукты мать всегда держала в старом. А он даже в розетку не всегда включен был. И ничего не пропадало! Я по малолетству не заморачивался, почему так, а потом уже все закрутилось, стало не до того. Хату я профукал очень быстро — попытался заняться бизнесом. Жить-то надо было. Развели короче: занял у бандитов, не вернул вовремя, включили счетчик, ну ты в курсе. Мне остался только папин стол — я его соседу оставил. Сам потом в Москву уехал, занимался там работой всякой. Кирпич клал, плитку. На прокорм хватает, и откладывал по чуть-чуть. Вернулся вот полгода назад. Квартирку прикупил. Замучался просто я по съемным хатам. Своего чего-то хочется. Семьи, уюта…
— Ты это, с темы то не съезжай, — я разлил по новой, — ну давай!
— Ну так о чем я? Так вот, батя-то у меня тоже на кухне пропал. Он занимался какой-то фигней военной, и мы никогда не нуждались, а тут вдруг перестройка, все сыпаться начало, темы их перестали финансировать. Отец переживал, пытался кооператив какой-то открыть — но это не его, не получалось ничего путного. Он попивать стал. А как-то ночью, помню, я не мог заснуть долго, отец на кухне сидел, курил, подливал себе помаленьку. А потом затих. Я в туалет вышел, заглянул — а его нет. Холодильник открытый только.
— Ну и что ты думаешь? При чем тут холодильник?
— Расскажу сейчас. Наливай. Вот что я думаю. Это не холодильник — это портал. Знаешь, почему в нем продукты не пропадают?
— Ну?
— Потому что у него внутри время не движется. Я проверял — часы на ночь оставлял. Стрелка секундная останавливается. Вынимаю — идут. Электронные часы кладу — тоже цифры стоят. Мясо в нем не портится, газ из открытого пива не идет!
— Ну и че? Может, у него покрытие какое-нибудь бактерицидное или магнитное.
— Какое в попу бактерицидное? Шестьдесят лет дрындулету. Да пойдем посмотрим. Я его, кстати, сегодня только забрал. У соседа, у которого мой стол хранился, дай ему бог здоровья — с мусорника приволок, когда новые хозяева выкидывали.
Мы ломанулись на кухню. Посреди тесной шестиметровой хрущевской кухоньки стоял ОН. Похожий на старый советский холодильник ЗИЛ, но раза в полтора больше. Я потянул на себя горизонтальную, с потемневшим никелевым покрытием, ручку и тяжелая дверца с сочным чмоком открылась.
— Вот, смотри — Вовка оттеснил меня мощным торсом, запустил секундомер на телефоне и положил его на среднюю полку.
Цифры замерли.
— Погоди! — я протиснулся к холодильнику и аккуратно взял мобильник. Секундомер стоял. Глядя на экран медленно начал вынимать руку. Где-то на границе камеры крайняя правая циферка лениво перекинулась и, ускоряясь, превратилась в мигающий серый прямоугольник. Вслед за ней рванули остальные. Занес телефон обратно. Будто погруженный в густую вязкую жидкость, секундомер нехотя остановился.
— Я думаю, — Вовка закрыл дверцу, — и дед, и отец через него ушли. Не знаю, правда, куда. Надо узнать, как он включается.
— А ты в розетку его втыкать не пробовал?
— Да пробовал, толку нет. Компрессор не гудит — да и зачем ему гудеть-то?
— Может контакт пропадает — зачем ему провод такой прикрутили, квадрата четыре, да небось медью, духовку электрическую вешать можно.
— Смотри, — он воткнул вилку в розетку.
Холодильник молчал. Я вновь открыл дверцу. Тишина. С опаской покрутил ручку управления температурой. Ничего. Засунул голову. Никаких ощущений. Взревевший в кармане брюк мобильник заставил меня подпрыгнуть и ударится головой о дно морозилки. Жена.
— Да чтоб тебя... Да, слушаю.
— Че ругаешься, ты когда домой? Второй час ночи уже. Малая без тебя не заснет, ты же знаешь.
— Ладно, ладно, иду. Пять минут.
— Вовик, давай завтра. Я после работы заскочу — возьмем тестер, прозвоним.
— Давай, посошок и топай.
Наскоро распив половину второй бутылки, мы распрощались.
Назавтра, вернувшись с работы, я первым делом постучался к Вовану. Тишина. Звоню. «Абонент временно недоступен». Ну да ладно. Поднялся к себе, второпях поужинал и, захватив тестер, опять спустился на второй этаж. Никого. Вышел в ларек, взял пиво и вернулся домой. Сел на кухне.
— Тут в обед забегал сосед наш новый, встревоженный такой, оставил вот тебе, — жена положила передо мной сложенный вчетверо листок бумаги и ключ. На бумажке тупым карандашом было написано следующее:
«Я нашел, как его включать. Все очень просто. Проверил на кошке. Все получилось. Теперь попробую сам. Меня тут ничто не держит. Холодильник не выключай, чтобы я мог вернуться. Последи за квартирой. Удачи, Вова».
— Вот же псих! — я схватил ключ и понесся вниз.
В квартире царил относительный порядок — следов вчерашней пьянки не было, все барахло аккуратно сложено в углу единственной комнаты. «Портал» тухло желтел на том же месте, где был оставлен вчера, даже дверца приоткрыта. Внутри пусто. На трезвую голову и при дневном свете вчерашний разговор показался мне полным бредом. Холодильник как холодильник. Свалка по нему плачет. А я-то хорош тоже.
— Эх, Вовчик, приколист старый... Развел как пацана. Хату купил и опять в Москву свалил. И меня же заинтриговал, чтобы приглядывал, значит. Зато квартира пустая есть, мож приведу кого. И то хлеб.
С такими мыслями я захлопнул дверцу холодильника, закрыл форточку, погасил запальник в газовой колонке и, закрыв квартиру, поплелся к себе.
А в субботу было вот что: я проснулся в полдевятого утра от гулко разносящихся по подъезду ударов. Вышел на кухню. Перед подъездом стоял милицейский «Бобик». Пока я умывался и пил кофе подъехал еще один, а затем скорая. Интересно...
Я оделся, взял ключ и спустился вниз. Дверь Вовановой квартиры была выбита, на входе стоял мент и никого не пускал вовнутрь. Соседка Михална с первого этажа захлебываясь рассказала мне, что ночью их стало заливать, они долго стучали в закрытую квартиру, а потом вызвали милицию. Ментов не было, и ее муж перекрыл в подвале стояк. Под утро пришел кто-то из домоуправления, приехал участковый и выломали дверь. Квартира была пуста. На кухне лопнул шланг, питающий колонку, и холодная вода хлестала всю ночь. Кто-то отключил холодильник, открыл дверцу и оттуда вывалился Вовкин труп, скрюченный как эмбрион. Как он туда уместился, и зачем залез — одному богу известно.
— Я ж его видела, как он въезжал. Дородный такой мужчина, кучерявый, белокожий. А тут смотрю — он, точно он, только голый, синий почти, кожа в пупырышках. Как цыпленок замороженный в вакуумной упаковке. С ума сошел, точно тебе говорю. Это хорошо не убил еще никого, прости господи.
Потом я успел перекинуться парой слов с Лехой — участковым, и он рассказал, что труп был абсолютно свежим, без каких то следов окоченения и разложения, свежим но холодным — потому что холодильник был включен, и судя по количеству наледи в морозилке, довольно давно. А причиной смерти предварительно ставят асфиксию, т.е. удушение. Оно и не мудрено, в таком-то объеме. А еще позже приехала Газель, и туда какие-то люди в штатском погрузили само орудие убийства. Квартиру, понятное дело, опечатали — до появления наследников.
Автор - неизвестен.
Источник.
Новость отредактировал Qusto - 16-09-2018, 10:38
Причина: Изменён раздел.
Ключевые слова: Школа дед холодильник отец портал труп