Боги и тени: часть 2
Разбуженный чудным голосом, ветер тут же ответил ей шелестом листвы столетнего дуба, клацаньем незапертой калитки. Завыл, полнясь глухой яростью к тому, кто посмел обидеть его любимое чадо и, неистово свистнув, рванулся в бой. Лейф был уже в пяти шагах от сестры, когда мощный порыв ветра сбил его с ног. От злости разум мальчишки затуманило настолько, что он даже не сообразил, что происходит, и, поднявшись, снова ринулся на Леси. На этот раз воздушный вихрь подхватил его, закрутил и швырнул в ствол столетнего дуба с такой силой, что дерево закачалось, и на землю полетели листья. Лейф согнулся пополам и харкнул кровью.Хлопнула дверь сруба. Дэйхен перемахнул через порог и промчался туда, откуда доносилось пение и беснующийся вой ветра. За сыном быстрым шагом следовала старуха Вайспута. В лунном свете на лице ее читалось скрытое ликование. Сколько лет не слышал этот край истинной песни ветра? А ведь девчонке нет еще и десяти!
Выдохшись, Леси распласталась на земле, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Вовремя подоспевший Мейр подхватил ее на руки и понес к дому несмотря на то, что ветер больно хлестал его по лицу, не разбирая уже, кто друг, а кто враг. Бейк остался со старшим братом. Из его рта тоненькой струйкой стекала кровь. Ею же была заляпана рубаха. В какой-то момент Лейф просто лишился чувств, уронив голову на руки брата. Добежав до них, Дэйхен бросил на своего первенца полный отвращения взгляд и пошел дальше, завидев впереди Мейра с девочкой на руках. Подоспевшая вскоре Вайспута удивленно вскинула бровь и склонилась над внуком, проверяя его состояние. Расстегнула рубаху, приложила ухо к груди, подержала руку у носа.
- Чего ты с ним возишься? – послышался недовольный голос Дэйхена. – Иди сюда, посмотри лучше, что с Леси. Она говорит, что у нее руки-ноги отнялись!
- Ничего страшного, перестаралась чуток, слишком много сил в песню вложила, вот теперь ей и тяжко. Поставьте ее на землю, да отойдите в сторонку – ветер сам ей поможет.
Мейр в нерешительности посмотрел на отца, тот пожал плечами и велел ему отпустить Леси и отойти на несколько шагов. Все еще слабые ноги подкосились, и девочка начала медленно, но неумолимо крениться вперед. Ветер, наконец оставивший Мейра в покое, тут же подхватил ее, поставил обратно на ноги и нежно обернул тело своей силой. Тогда впервые Леси ощутила себя внутри него, частью бесконечного вихрящегося и ускользающего потока, мощного и непоколебимого. Она видела его, видела, как аморфные сгустки воздуха превращаются в полупрозрачную фигуру. Она становится все ярче и ярче, приобретает черты всадника, с которым Леси столкнулась на Священной поляне. Высокий, худощавый, с иссиня-черными волосами, стянутыми на затылке в тугой жгут, и яркими, как звезды в конце лета, синими глазами. На нем были высокие кожаные сапоги, черные штаны из какого-то плотного материала и рубаха из мягкого лебяжьего пуха. За плечами развивался голубой, будто сотканный из ясного неба, плащ. Всадник возложил руки на голову Леси, и она почувствовала, как ее тело приобрело былую легкость, конечности вновь повиновались ей, даже дышать стало легче. Она подняла глаза на своего спасителя, но его взгляд был пуст, в нем не было жизни. «Он не настоящий. Это всего лишь мое воображение», - печально подумала девочка, и всадник тут же начал таять. «Но тогда на поляне… он ведь был. Я так ясно его запомнила. Я… хочу увидеть его снова, хоть ненадолго, на один вздох… Я бы все за это отдала».
Ветер стих. На смену ему пришло тревожное безмолвие. Тишина звенела в ушах. Туман перед глазами Леси рассеялся, и она наконец увидела замерших в томительном ожидании Дэйхена и Мейра. Чуть дальше у дерева Вайспута возилась с так и не пришедшим в себя Лейфом. Девочка вздрогнула, вспоминая, как сильно ветер ударил его об дерево. «Это все моя вина, но… я не хотела причинять ему вред. Этот дурацкий голос, как же я хочу, чтоб он исчез, пропал навсегда». Растирая рукавами слезы по лицу, Леси побежала к бабке.
- Он ведь не… - испуганно спросила она, разглядывая пятна крови на рубашке брата.
- Нет, очухается через пару дней с шишкой на полголовы, - успокоила ее Вайспута. – Зато в следующий раз будет думать, прежде чем нападать на слабых.
Однако Лейф пролежал в постели до конца лета. Из него еще долго выходила загустевшая черная кровь. Кажется, во время удара ветер что-то повредил глубоко внутри него, до чего старуха-целительница добраться не смогла. Осталось лишь отпаивать зельями, да ждать. Но к осени он все же пошел на поправку – видно, не зря Сумеречные покровительствовали ему во время рождения – оказался на удивление крепок и везуч. Когда облетела листва, Лейф уже мог самостоятельно гулять во дворе и даже недолго ехать верхом.
Но от всех пережитых горестей здоровье малохольной Ольжаны сильно подорвалось. К осени она, наоборот, начала чахнуть, впадать в беспамятство, спать сутками напролет. Вайспута говорила, что ее час близок, но Леси все не верилось, что мама может уйти так же, как Рейк.
Дэйхен с близнецами отправился на небольшую охоту - должны были вернуться через пару недель. Он просто не мог оставаться дома и наблюдать, как медленно угасает его единственная, хоть и несчастливая, любовь. Лейфу, которого, несмотря на возражения, пришлось оставить дома, строго настрого наказали слушать бабку, а если что пойдет не так, пригрозил отец: "Шкуру живьем спущу". Мальчишка повиновался. После того случая с сестрой и без того неразговорчивый, он окончательно ушел в себя, понимая, что навсегда потерял расположение родителей. Он вдруг осознал, что бы он ни делал, как бы ни старался, каким бы внешне сильным ни выглядел, с Поющей ему никогда не справиться и даже не сравниться.
Леси все время крутилась возле брата, пока он болел, как бы стараясь заслужить его прощение, хотя никто, даже сам Лейф, ее ни в чем не винил. Это раздражало, но Леси была едва ли разговорчивей брата, поэтому им как-то удавалось обходиться без скандалов. Большую часть времени они просто молча смотрели друг на друга, находясь где-то очень далеко от дома. Однажды, правда, Леси не выдержала и решила разговорить Лейфа:
- Ты такой большой, - издалека начала, наблюдая, как он вырезал из дерева ложки и миски. Лейф промычал что-то утвердительное в ответ, и девочка продолжила: – До твоего посвящения осталось меньше года. Что ты собираешься делать, когда тебя назовут взрослым?
Парень аж поперхнулся от неожиданности.
- Ну я… я всегда хотел присоединиться к Сумеречным. Если они меня примут, буду охотиться с ними, - подумав, ответил Лейв.
- А они могут не принять? – проницательно посмотрела на него сестра.
- Мне надо будет пройти испытание, чтобы стать одним из Сумеречных, и я не уверен, что справлюсь.
- Почему? Ты ведь сильный и охотишься уже десять лет.
- Они берут только самых лучших, а мне до этого ой как далеко, особенно в таком состоянии.
- Прости.
- Перестань, - он заметно повысил голос, начиная раздражаться. Леси потупилась.
- А если не получится?
- Тогда придется остаться дома и заводить семью, - Лейф перевел хмурый взгляд на видневшееся вдали село. – Не хочу брать в жену землепашку. Глядя на наших родителей, вообще не хочу жениться. Эта постоянно ругань, споры непонятно из-за чего… Мне всегда бежать хочется, когда мы домой с охоты возвращаемся, а там, в лесу, хорошо. Даже твое пение не сравнится с топотом копыт, свистом натянутой тетивы, лязгом меча и рычанием дикого зверя. Нет, не хочу менять это на глупую смазливую мордашку коленопреклонной землепашки, путь даже она трижды благословлена богами.
- А мне бы хотелось… - задумчиво сказала Леси. Лейф недоуменно уставился на нее. – Быть одной из них, ну землепашкой. Чтобы отец вытянул для меня жребий и на шестнадцатый день рождения отправил меня в Подземный город, как маму…
- Мама отверженная. Боги не приняли ее. Более жалкой участи и не придумаешь, - резко оборвал ее Лейф. Он знал, как относились к Ольжане ее соплеменники, не раз замечал их осуждающие взгляды, будто даже ее дети были виноваты в том, что боги побрезговали ею давным-давно.
- Зато она видела Подземный город и… братьев-ветров.
- Но она ничего об этом не помнит, как и все остальные, кто туда спускался.
- А я бы запомнила.
- Зачем тебе это? Не уж-то на кого-то из деревни запала? Маленькая ведь еще совсем. Рано тебе, - так не шедшим ему назидательным тоном ответил Лейф, пожалуй, впервые пытаясь сыграть роль старшего брата, в обязанности которого входил присмотр за младшими детьми.
Леси нахмурилась.
- Ну что за глупости, фу! – поспешила отмахнуться она, но про себя задумалась о том, почему ей так хочется последовать за таинственным всадником.
Этот взгляд… ну хоть еще один разочек снова ощутить это странное чувство, как будто тело обволакивает мягкой пуховой периной, а внутри становится так легко и радостно, и ни единой мысли в голове о том, что было, что будет… что должно быть. Как будто существуют только эти глаза, а больше ничего значения не имеет. Может, это и называют любовью? Леси не знала, а у старших спрашивать не хотелось.
- Так зачем? – подозрительно разглядывая ее, поинтересовался Лейф. «А ведь и правда, взрослеет девка. Еще лет пять и будет первой красавицей в Ветревке, как мать когда-то. Вот тогда действительно глаз да глаз за ней нужен будет, чтобы не свели».
- Просто, любопытно, - пожала плечами девочка и поспешила обратно в дом, опасаясь дальнейших вопросов.
«Странная она», - думал про себя Лейф, остервенело кромсая полено. «После того, что я с ней сделал, бояться меня должна и ненавидеть, а она вроде наоборот потеплела. Единственная со всей семьи разговаривает… И от этого еще гаже. Ну почему она такая хорошая, почти совершенная? Ни один дайни не должен быть таким».
Леси попробовала отвар, остывавший на столе в большой глиняной кружке, и поднесла его к постели матери. Ольжана, с трудом преодолевая бессилие, повернулась на бок и приняла лекарство. Одеяло отогнулось, и Леси заметила маленький коричневый мешочек на тонком кожаном ремешке у нее на шее. Как странно, ведь именно такие были у девушек во время праздника середины лета. Почему она раньше никогда его не замечала?
- Мама, расскажи про Подземный город, - как бы невзначай попросила девочка. Ольжана встревоженно посмотрела на дочь.
- Это подземный город вечной молодости, где живут боги. Вайспута знает эту историю лучше меня, да и рассказывала тебе не раз.
- Я не о легенде, а о том, как ты ходила туда в день летнего солнцестояния, когда тебе было шестнадцать лет.
- Я практически ничего не помню, как и все остальные.
- Ну, хоть что-нибудь. Как шла через Заповедный лес в белом свадебном платье с такими же девушками из других деревень, как кружила хоровод на огромной поляне вокруг черной ямы, как прыгала туда…
- Стой, а откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросила мать. – Это шаман из красной хаты рассказал?
- Нет, я сама видела… случайно, когда в лес бегала, - простодушно призналась девочка. От больной матери скрывать что-то было неприятно и тяжело.
- И что было дальше?
- Я попыталась прыгнуть следом, мне стало любопытно, что там внизу, но яма меня не пустила, - грустно ответила Леси. – Дед Жаром сказал, что без жребия с руной мне туда не попасть. Поэтому я подумала, может, ты сможешь что-то вспомнить про Подземный город и… братьев-ветров.
- Опять братья-ветры, да? – снисходительно улыбнулась Ольжана. – Мне следовало догадаться. Ну что ж, садись, расскажу тебе, что знаю. Землепашцы живут совсем не так, как Охотники, веселее, спокойнее и уж куда как безопаснее, чем твой отец и братья. Земля досыта кормит их, одевает и греет. Но за это благоденствие в давние времена боги взяли с них клятву – в день, когда в семье рождается девочка, отец должен отсидеть ночь в красной хате, вознося небесным благодарственные молитвы, а когда первые лучи солнца коснутся земли – вытянуть из ларца жребий для новорожденной. Маленький камушек, пустой или с руной, определяет судьбу девушки.
Вместе со мной в селе родилась еще одна девочка. Ее отец вместе с моим тянули жребий вместе. Моему выпала пустышка – значит, в невесты богам я не предназначалась, а второму достался камушек с руной «исаз». Она выпадает редко и считается очень несчастливой – чтобы боги приняли тебя с этой руной, надо быть совершенной во всем: красоте, разговоре, уме, танцах и пении, хозяйстве – словом, лучшей из лучших; иначе тебя отвергнут, как недостойную. Тот дайни был в отчаянии от горя, понимая, как участь ждет его дочь. Ведь если боги не примут ее, то и среди дайни ей не найдется места. Мой отец в молодости, чего греха таить, был не лишен тщеславия и предложил обменяться жребием, самонадеянно полагая, что его хорошенькая дочурка сможет стать лучшей и преодолеть злой рок руны «исаз».
Я ничего об этом не знала до своего дня Венчания. Помню, как радовалась, что оказалась среди избранных, которые попадут в Подземный город и встретятся с богами, как решительно прыгала вниз в темную неизвестность, уверенная, что вернусь с благословением и начну счастливую жизнь. А потом… потом я очнулась посреди все той же поляны совсем одна. Я зябла в темных предрассветных сумерках, а в груди нарастало чувство неизбывной горечи. Я хоть и не помнила, как меня отвергли, но знала это, как знаю, что вы все мои дети. Отвергли, несмотря на то, что я считалась первой красавицей и рукодельницей в Ветревке, на то, что мой отец был шаманом – самым уважаемым дайни в селе, на то, что я так хотела, так старалась быть лучшей.
Я боялась идти домой, думала, отец ударит, заругает, а он… Он как увидел меня зареванную у порога дома, не решающуюся даже постучать, сразу постарел лет на двадцать. Как будто вина обрушилась ему на плечи и пригнула к земле. Он плакал вместе со мной, ползал на коленях, просил прощения. Но разве же это могло мне помочь, ведь все село отвернулось от меня. Ни один парень даже в мою сторону не заглядывал. Так бы и зачахла в девках, кабы не ваш отец…
Тут Ольжана замолчала и потупилась. И все равно не удалось от судьбы спастись. Зачахла, нелюбимая, нелюбившая…
Так они и сидели молча – мать, облокотившись на подушки, и дочь, опершись о деревянную стену, думали каждая о своем, и мысли их не встречаясь, в одиночестве скитаясь по потёмкам собственных душ.
Закончился первый месяц осени. Лейф окреп настолько, что отец, наконец, пустил его охотиться вместе с остальными мальчишками. Дэйхен хотел взять с собой Леси, считая, что она уже достаточно взрослая, чтобы выезжать в небольшие походы, но тут Ольжана воспротивилась так, что казалась хворь ее совсем ушла, будто и не было ее. Кричала на весь дом, что не отпустит, не позволит погубить еще одно чадо. Даже землепашцы в Ветревке слышали. Сбежались поглазеть-послушать, да только Жаром их мигом разогнал, пристыдив, напомнил, что праздное любопытство у небесных не в почете.
Продолжавшийся целый день скандал удалось замять только Вайспуте. Она отвела сына в сторонку и тихо шепнула ему на ухо: «Отправляйся без Леси. А жене твоей совсем недолго осталось, пусть с миром уйдет, чтоб не легло на нас ее проклятье предсмертное».
Дэйхен испуганно сглотнул и поморщился. Перевел взгляд на бледную, с залегшими под глазами глубокими тенями, тощую, немощную женщину, которую в молодости он так отчаянно любил. Сердце сдавила жалость. Что с ними стало? Почему все вышло так плохо? Права, видно, была мать, когда говорила, что не будет счастья у охотника с землепашкой, не станет она хорошей женой, не поймет, не поверит, никогда не будет с мужем за одно, только пилить и упрекать… пусть даже так, укоризненным взглядом, в напрасно загубленной молодости. Не разделит горе потери ребенка, оставив одного в пучине отчаяния. И будет тихо умирать, отравленная собственной желчью.
И все же… он жалел ее. Не хотел отпускать, боялся, привык, хотя и не было между ними уже ничего с рождения дочки. Просто смерть – это всегда ужасно – единственный зверь, которого победить нельзя. А стоило бы… стоило.
Так мужчины и уехали, молчаливые, угрюмые, не оглядываясь на вышедших на крыльцо проводить их женщин. Один Лейф посветлел лицом и расправил плечи, как будто с него свалился тяжелый груз. Он ехал впереди, нетерпеливо пихая коня ногами, чтоб тот прибавил ходу и унес, наконец, из опостылевшего заключения.
Вспышка гнева окончательно подкосила Ольжану. Через несколько дней она совсем захворала. Свет в глазах начал медленно тухнуть, чтобы угаснуть навсегда. Вайспута побежала в лес, чтобы найти какую-то редкую чудо-траву, которая могла бы прибавить невестки силы и продлить хоть ненадолго ее непростительно короткую жизнь. Леси осталась одна с матерью – отирала бледное лицо тряпкой, смоченной в бодрящем отваре, поила водой, потому что бабка настрого запретила давать лекарства, боясь, что Ольжана заснет прежде, чем та успеет вернуться из лесу.
Мутная пелена тумана начала заволакивать взор дайни. Последние силы оставляли ее, и она с горечью понимала, что это конец. Всего пару часов, и все… Тьма Подземного города, забвение и тягостное ожидание поворота колеса Дхармы, когда ее душе будет позволено возродиться вновь. Самое горькое, что для детей она уже не сможет ничего сделать. Мальчишки сильные, они смогут противостоять отцу и выбрать свой собственный путь, который, дадут боги, принесет им счастье и умиротворение. А вот Леси… не женское это дело - по оврагам да буреломам бродить, выслеживая зубастых тварей. И этот дар… почему остальные не замечают, как он высасывает ее силы? Пекутся только о себе, о чести рода, а на нее им плевать. Ведь всякая девочка, как нераскрывшийся бутон, желает расцвести и стать женщиной, женой, матерью. Ольжана не хотела, чтоб Дэйхен со свекровью лишили Леси этого счастья. Но как помешать им? Ольжана посмотрела на дочь, которая снова залезла на лавку у окна и неотрывно смотрела на пустую дорогу, как будто кого-то поджидая.
Закат. На закате братья-ветры возвращаются в Подземный город. Ольжана нащупала под рубашкой мешочек с руной.
- Леси! – позвала она.
Девочка нехотя оторвалась от окна и подошла к матери.
- Послушай, я умираю.
- Нет, бабуля пошла в лес за травой. Она скоро вернется и вылечит тебя, - заверила ее Леси.
- Это не поможет, - Ольжана коснулась щеки девочки тыльной стороной ладони. – Я чувствую, что мой час вот-вот настанет. Вайспута не успеет. И, может, это к лучшему. Давно пора.
- Не говори так, - расстроилась дочь. Сейчас мать очень напоминала ей Рейка. Он вот также ушел, несмотря на всех их усилия. Почему боги так жестоки к ним? Почему отбирают родных и близких?
- Я говорю правду. Землепашцы, в отличие от Охотников, всегда говорят только правду. Так нас воспитывают. Послушай, - она сняла с шеи мешок с руной. – Отец хочет сделать из тебя Охотника, но… я вижу, что эта ноша не для тебя. Я хочу, чтобы ты жила, как землепашка, вышла замуж, родила детей.
Леси молчала. Ей этого вовсе не хотелось. Единственным ее желанием было вновь увидеть синие глаза таинственного всадника.
- Возьми, это тебе поможет, - Вайспута протянула ей свой неиспользованный жребий. Леси открыла было рот, но потом снова закрыла, не найдясь, что сказать. – Когда тебе исполнится шестнадцать, в самую короткую ночь отправляйся на Священную поляну. Прыгни в яму – на этот раз она тебя пропустит. Тогда отцу не удастся больше распоряжаться твоей судьбой – она окажется во власти богов.
- Но… - хотела было возразить девочка, но мать приложила палец к ее губам, прося помолчать.
- Я знаю, у тебя все получится. Ты удачливее меня и сильнее, а когда подрастешь, красавицей станешь всем на загляденье. Они тебя обязательно примут, не смогут не принять, - Ольжана прикоснулась губами ко лбу дочери. Они были холодными как лед. – Обещай, что выполнишь мою просьбу и вырвешься из этого дома. Ведь ты хочешь быть счастливой?
- Да, - с готовностью ответила Леси. «Я буду самой счастливой, когда снова увижу эти глаза».
- Держи, да только никому не показывай, особенно отцу с бабкой, а то отберут, - девочка взяла мешок из протянутой руки матери и спрятала его за пазуху.
- Мама, ты замерзла? – встревожено спросила Леси. - Погоди, я принесу тебе еще одно одело и налью горячей воды.
Ольжана медленно кивнула. Девочка умчалась на поиски шерстяного одеяла. Оно лежало на чердаке, а старый засов на люке совсем проржавел. Леси пришлось повозиться, чтобы его открыть. Одеяло оказалось пыльным, поэтому девочка побежала вытряхивать его на улицу, а когда вернулась, поняла, что Ольжана уже не дышит. Бесполезное теперь одеяло выпало из руки девочки. Она громко всхлипнула, но не заплакала, не смогла – последние слезы пролила, когда хоронили Рейка. Протянула руку, закрыла блеклые глаза и натянула на голову покрывало – так делала Вайспута, когда умер брат.
Леси подняласьи будто в тумане начала медленно надевать башками и тулупчик. Вышла на улицу, бросила короткий взгляд на догоравший закат и пошла в красную хату – искать в лесу Вайспуту в потемках не было никакого толку, только сама бы заблудилась.
Дед Жаром как раз запаливал лучину у алтаря, когда Леси тихонько проскользнула внутрь. Она, ничего не говоря, подергала старого шамана за рукав и поманила за собой. Тот, испуганно глянув на усталые опухшие глаза девочки, не стал ничего спрашивать, а просто поспешил за ней.
Дойдя до дома охотников, шаман застыл на пороге, как будто страшился оказаться под крышей чужаков, ведь не приглашали его сюда никогда и рады его непрошенному визит вряд ли будут. Леси нахмурилась, не понимая вставшей перед ним дилеммы. Переступая через себя, он все же преодолел порог и вошел внутрь. В неровном свете заглянувшей в окно луны он увидел смутные очертания лежавшего на кровати тела, укрытого цветастым тканым одеялом. Жаром снова застыл, а потом медленно двинулся к нему, неверно ступая на негнущихся ногах, дрожащими руками снял с головы покойницы покров и повалился на колени, как подкошенный. Он долго баюкал на руках голову дочери и неустанно причитал о своей вине перед ней.
Леси было не по себе от вида слез такого старого мужчины. У охотников они считались проявлением слабости и незрелости. Но он ведь был землепашцем, видно, для них ничего зазорного в таком выражении эмоций не было. Поэтому Леси тихо притаилась в своем уголке на лавке у окна и смотрела на пустую ночную дорогу. Голова ее снова сделалась пуста, а мысли бродили по закоулкам сознания, путались и исчезали, не достигнув поверхности. А туда, на самый верх, неспешно, но упорно лезла лишь одна, странная, бредовая, совсем не подходящая.
- Почему они не выходят ночью? – наконец, она прорвалась и обрела плоть.
- Что? – странный вопрос выбил старого шамана из колеи и на мгновение заставил забыть о своем горе.
- Братья-ветры… почему они не выходят ночью? Почему оставляют нас в самый страшный час? – повторила свой вопрос Леси.
- Не знаю, - обескуражено ответил Жаром. Он никогда об этом не задумывался. – Наверное, тоже темноты боятся …
- Охотники не боятся темноты, неужели боги трусливее их?
Жаром тяжело вздохнул, не найдясь, что сказать. Молчание затягивалось. Леси продолжала пристально смотреть на него, ожидая ответа, но поняв, что это бесполезно, разочарованно отвернулась к окну.
- Бабуля возвращается, - тихо сообщила она и пошла встречать.
Жаром хотел было встать и уйти, опасаясь гнева старой знахарки, но мертвая дочь будто не отпускала его, крепко привязав к своему смертному одру. Вайспута, опираясь на плечо внучки, не спеша шла через двор к дому. Устала старуха по лесным кочкам весь день скакать да в самые темные ямы спускаться, чтоб заветную траву найти, да только напрасно все оказалось – не успела она – Ольжана раньше отмучилась. И быть может… быть может, оно и к лучшему. Настрадалась бедняжка перед смертью. Жаром ужаснулся от подобных мыслей. Видно, сам дом чужаков их навевает.
Вайспута вместе с внучкой наконец вошли в распахнутую дверь. Бабка недовольно покосилась на жреца землепашцев, но ничего не сказала – сразу покойницей занялась. К утру надо было невестку к похоронам подготовить. Нельзя, чтобы мертвое тело в доме дольше одной ночи задерживалось, иначе колесо Дхармы остановится и душа неупокоенная вечно скитаться будет, к месту своей смерти привязанная. Да и мужчин, как назло, в ближайшее время ожидать не приходилось, а вдвоем с восьмилетней девчонкой им тело никогда к топям не снести. А этот Жаром, пусть и старик, но еще крепкий – поможет, куда денется – его ведь плоть и кровь на смертном одре лежит.
Как только запылала заря на небосклоне, Леси стремглав помчалась на лесную опушку возле Священной поляны, где в прошлый раз видела голубые могильные цветы. Неприхотливые паладинники цвели очень долго начиная с первой весенней оттепели, когда снег только-только начинал сходить с пригорков, обнажая стылую землю, и до того срока, как зима снова укрывала ее плотной белой периной в самом конце осени. Поэтому девочка не боялась, что не найдет их, ведь их срок еще не прошел. Собрала целую охапку, как бы в искупление вины перед братом, которого хоронили без цветов. Из половины сплела толстый венок на голову матери, а второй укрыли тело поверх савана и осторожно спустили с носилок в трясину. Болото долго не хотело принимать Ольжану – чувствовало в ней чужую. Нехотя, нарочито медленно тело, подчеркнутое яркими погребальными цветами, опускалась на дно, а мертвая женщина укоряла последним взглядом своих мучителей. Жаром не мог сдержать слез и ежеминутно отворачивался, чтобы Вайспута не сопела на него, недовольная тем, что он подает плохой пример внучке. Леси молча теребила повязанный на кожаном шнуре вокруг шеи мешочек. Шестнадцать, дождаться, когда ей исполнится шестнадцать…
Прошло сравнительно немного времени – всего две недели – прежде чем Дэйхен с сыновьями вернулся домой с охоты. Игры особой не было, да и демоны по большей части разбежались или залегли в берлоги. Зима, судя по всему, грядет тяжелая, холода лютые. Ни буран, ни вьюга не пугали охотников – они умели выживать даже в самые трудные времена. Да и делов всего – выстоять лютый месяц, а до него еще срок большой есть, можно подготовиться получше.
Виду, что гибель жены его опечалила, Дэйхен не показывал, только стал больше хмуриться и подолгу молча глядел на пустую постель у печки. Мальчишки, наоборот, сильно расстроились, что даже проводить мать в последний путь не смогли. Особенно сильно переживал Лейф, который был привязан к ней больше других, и в глубине души винил себя в том, что разочаровал ее, когда пытался выместить свою злобу и обиду на мир на младшей сестре.
Леси, как ни странно, будто в себя пришла после смерти Ольжаны, а до этого она во сне жила. Щеки ее порозовели, налились румянцем, глаза засверкали, словно чистой воды диаманты. Да и вытянулась девочка на целую ладонь. «Пришло ее время», - решил Дэйхен. – «Сейчас точно».
Дэйхен отправил мальчишек охотиться самостоятельно, впервые доверив игру старшему сыну, видя, как сильно упал его дух после происшествий с Рейком и Леси. Отец надеялся, что мальчишка все же вынес что-то из своего печального опыта, понял, как важно с ответственностью подходить к возложенным на него обязанностям и следить за тем, кто находился у него в подчинении. Только так можно было стать хорошим предводителем.
Мальчишки направились на юго-восток, где всегда водилось много дичи, а демоны встречались не так часто.
Дэйхен же полностью посвятил себя воспитанию дочери - начал брать ее в лес, ненадолго – день-два - самое большое. Учил из короткого лука стрелять, лошадь по узкому краю обрыва проводить, да скакать во весь опор через кручи и поваленные деревья перелетая, зверья разного искать, по солнцу и звездам ориентироваться. Много всякого полезного. Понял тогда Дэйхен, почему мать его так девочку хвалила, ведь та схватывала любую науку на лету. Да и лес, кажется, с радостью принимал ее, да не как гостя, а как свою родную. Говорил с ней, отрывая все свои тропинки, вел всегда куда нужно, коротким путем, обминая опасные места. Зверье ее слушалось, точно мысли читало, а ветер… Ветер пел вместе с тугой тетивой лука, направлял стрелы прямо в цель и защищал девочку, будто она его дитя родное, а не Дэйхена. Видно, без магии имен Сумеречных здесь не обошлось. Ходили слухи, что те, кого они нарекали при рождении на своем данным им еще богами в глубокой древности языке, теряли связь с породившим его кланом дайни и оказывались под покровительством первобытных стихий, приобретая способности видеть и слышать то, что недоступно другим.
У Лейфа тоже был этот дар, Дэйхен давно его заметил. Знал он и о тайной страсти мальчика податься в Сумеречные и навсегда покинуть родные края. Быть может, так оно и к лучшему. Дома на его первенце рубашка горела, он напоминал запертое в клетке дикое животное – рычал, бросался на прутья, сам себя уничтожал. Надо бы его отпустить на волю от греха подальше, да, на следующий год обязательно. Может, найдет там за горизонтом свое счастье или хотя бы покой…
Вайспута тоже много занималась с Леси – учила ее петь, да не так, как раньше, а голосом ветром управлять, чтобы не отдаваться полностью его власти, как это случилось с Лейфом, но самой быть хозяйкой положения, и не истощать себя во время пения. Но для этого нужна оказалась еще и выносливость, а она приходила только с опытом – каждый раз девочке удавалось удерживать силу ветра все дольше и дольше, прежде чем она чувствовала, что достигала предела.
Удивительное дело, но Леси начинало нравиться все это обучение, пение... и охота. Пожалуй, охота ей нравилась больше всего – бешеная скачка, стремительное преследование, запах еще горячей крови. А все эти бесконечные связанные в тугой узел тропинки, бескрайние просторы полей, таинственные тенистые чащи леса и ветер, играющий, шепчущий, ласковый и любящий – все это принадлежало ей безраздельно. Свобода. Теперь Леси понимала, о чем говорил Лейф. Дома они были заперты в четырех стенах с довлеющими над ними родительскими проблемами, разногласиями между землепашцами и охотниками, глупыми повседневными заботами и прочим, зыбким, ненужным, наносным и глупым. Здесь же всего этого не существовало. Был только зверь и охотник. Для них значение имела только игра. Стремительная, живая, щекочущая нервы и…
Нет, все же было то, о чем она сожалела – больше не было времени сидеть у окна и ждать, пока по дороге вдоль леса пронесется четверка чудесных всадников. Может, поэтому взрослые не могут их видеть – у них просто нет на это времени. Леси боялась утратить эту способность, поэтому каждый день, когда первый и последний лучи солнца касались земли, она крепко сжимала в руке мешочек с руной, вспоминая глаза спасшего ее всадника, страшась забыть, как забывали спустившиеся в Подземный город землепашки.
Осенние месяцы пролетели незаметно, словно и не было их вовсе. Наступило долгое предзимье. Заморозки и оттепели беспрестанно сменяли друг друга. На третью неделю бесснежного месяца Дэйхен присоединился к сыновьям, взяв Леси на ее первую настоящую охоту. На этот раз они двинулись на север. Ехать приходилось весь световой день – семь-восемь часов, и лишь под вечер выходить на охоту.
Охотники, привыкшие к темноте, видели намного лучше землепашцев, да и ночью многие звери теряли бдительность, и поймать их было куда проще. Демоны почти не встречались – лишь однажды им удалось застать стаю хохотунов-кишкомышцев возле туши дохлого оленя. Выглядели они крайне изможденными – ребра торчали из-под плешивой подранной шерсти, клыки наполовину обломанные… Они даже хохотать толком не могли, лишь подвывали да поскуливали, когда со всех ног удирали от согнавших их с места охотников.
Лес тоже стал странным, тихим, не как спящий, а как мертвый дайни. Даже белоснежной периной от холодов укрыться забыл, так и стоял, обнажив корявые сучья вековых деревьев в мрачном безмолвии. Наглые вороны деловито сновали по ветвям и хмуро глядели на бредущих по дороге путников.
Они остановились на ночлег на большой поляне у дороги. Бейк и Мейр напросились изловить чего-нибудь на ужин. Скорее всего, ворон, потому что больше ничего здесь не было. Дэйхен решил отправить Леси на разведку вместе с Лейфом, хотя в глубине души все еще не до конца доверял ему. Мальчишка это чувствовал, и заметно было, насколько сильно это его задевает. Чтобы вырваться из порочного круга, надо было доказать себе и, в первую очередь, Лейфу, что тот изменился, извлек урок из произошедшего и… присмотрит за сестрой во время опасного задания несмотря на свои личные к ней чувства.
Скрепя зубы, отец распорядился, чтоб дети ехали вперед посмотреть, не шастают ли поблизости демоны, чтобы не оказаться захваченными врасплох во время сна. Лейф воспринял это задание с ожидаемой опаской. Он нарочито аккуратно помог сестре спустится с лошади, хотя помощь была ей абсолютна не нужна, тщательно проверил, чтобы она взяла все необходимое для разведки, и только тогда повел ее за собой в глухую чащу.
Они долго петляли между деревьев, проползли на коленях сквозь густой подлесок, когда пришлось обходить поваленные непонятно чем или кем деревья, пока не вышли на едва заметную извилистую тропку, которая вывела их к замерзшему озеру. С берега они заметили очертания каких-то странных предметов посреди ледяной глади.
Лейф нашел палку потолще и постучал ею по льду, чтобы проверить прочность. Леси настороженно выдохнула:
- Не ходи! Ты чувствуешь?
- Да. Смотри, за озером какая темень. Даже звезд не видно. И вороны, до этого они были повсюду, а здесь ни одной нет. И тихо так… - ответил Лейф, считая невозможным врать ей в таких обстоятельствах.
- Не тихо, - прошептала девочка. – Совсем не тихо. Ты их слышишь?
Лейф поморщился. Ему действительно чудился какой-то странный шепоток на краю сознания. Пожелай-пожелай-пожелай, и мы поможем. Нет, он не слышал этих слов, просто каким-то образом знал, что они говорили.
- Оставайся здесь, - коротко бросил Лейф сестре, спустился на лед и медленно направился к привлекшим их внимание силуэтом. Леси, затаив дыхание, смотрела на черное небо вдалеке. Лейф остановился возле своей цели и присел на корточки. Тьма впереди него пришла в движение. Заметившая это Леси сорвалась с места и помчалась к брату, не обращая внимания на опасно трещавший под ее ногами лед.
- Тише! – предостерегающе крикнул ей брат. – Это всего лишь мертвые ноггловские жеребята, недокорм, холод, но… странно, их тела выглядят так, как будто они мертвы, по меньшей мере, месяц, но я уверен, что озеро не могло замерзнуть раньше, чем неделю назад. Как же они оказались здесь?
- Лейф, я не думаю, что они умерли своей смертью, - стуча зубами, сказала Леси, продолжая неотрывно смотреть вперед. – Их убили тени!
- Что? – Лейф оторвал взгляд от мертвых тел.
Что-то двигалось на них прямо из-за обрамляющей озеро кромки леса, то, что они вначале приняли за тучи. Только тучи не пожирали все, что попадалось им на пути, не выпускали тонких щупалец, не делились на громадные шары, и не ползли, низко стелясь по земле, будто тени…
- Бежим! – завизжала Леси и, потянув брата за руку, бросилась наутек. Угольно-черные щупальца ринулись за ними. В этот момент Лейф понял, что хочет эта неведомая тварь. Выпить, высосать из тела жизнь и вырвать душу, чтобы обратить ее в одного из солдат своего легиона, Легиона Теней. А этот шепоток… он призван сбить жертву с толку, усыпить бдительность, пока мерзкая гадина будет пожирать ее изнутри. Надо сражаться. Охотники не бегут, а сражаются, но как сражаться с тенью, ведь у нее даже тела нет?
Дети уже почти добежали до берега, когда лед хрустнул, и нога Лейфа угодила в полынью. Он споткнулся и упал. Леси остановилась и обернулась на звук.
- Беги, спасайся! – крикнул ей брат. Тени были уже совсем рядом. Лейф со всей силы дернул ногу, пытаясь высвободится – острые края жгучим холодом оцарапали лодыжку, но отпускать не собирались. - Да не стой же ты!
Но Леси не сдвинулась с места. Набрав в грудь побольше морозного воздуха, так, что внутри все закололо иголками, она запела. Ветер тут же ответил ей, грозным ревом нарушив зловещую тишину. Тени на мгновение замерли, оценивая опасность, но потом снова двинулись на детей.
- Это не поможет, уходи! – в отчаяньи закричал Лейф, но девочка его не слышал – все ее внимание было поглощено пением.
Ветер начал хлестать по теням с неистовой яростной силой, отгоняя прочь. Они озлобились, вступили в битву с невидимой стихией. Пение выжимало из Леси все соки. Лейф видел это: видел, как она из последних сил берет высокие ноты, как пение срывается в отчаянный крик, который резко прерывается, когда колени девочки начинают подкашиваться. Дошедшее до высшей точки отчаяние придало Лейфу силы. Он что было мочи дернул ногу, подламывая лед вокруг, и подался вперед, подхватывая сестру на руки, прежде чем она успела рухнуть на мерзлую землю без чувств. Ветер еще некоторое время продолжал слабое сопротивление, но без поддержки вскоре затих, освободив дорогу хищным щупальцам.
Лейф бежал, не обращая внимания на боль и сочившуюся внутрь ботинка кровь с порезанной ноги, на холод, и на то, что ноша на его руках с каждым шагом становилась все тяжелее. Знал, что стоит ему остановиться, как тени сожрут их. Но дыхание все больше сбивалось, изо рта вырывались клубы белесого пара, сердце бешено колотилось, грозя вот-вот выскочить из груди.
- Поставь меня, - едва слышно попросила Леси. – Я смогу идти сама.
- Ты не сможешь двигаться достаточно быстро – тени догонят нас, - возразил ей брат.
- Если ты упадешь от усталости, они догонят нас еще быстрее, - он не нашелся, что ответить, поэтому согласился отпустить ее, чтобы посмотреть, хватит ли у девочки сил бежать.
Леси несколько мгновений неподвижно стояла на земле с закрытыми глазами. Потом открыла их и вопросительно посмотрела на брата:
- Чего стоишь? Ходу!
И они снова побежали, продираясь через гущар, разрывая в клочья штаны, перелезали через поваленные деревья, и дальше во весь опор неслись по узенькой тропке до лагеря, где путеводной звездой горел, потрескивая сосновыми ветками, костер. Пахло копченым мясом – видно, близнецам удалось кого-то подстрелить, но полакомиться горячим ужином им вряд ли получится. Дэйхен первый услышал спешные шаги на дороге и пошел встречать.
- Что случилось? – встревожено спросил он, глядя на задыхающихся от бега детей.
- Там… у озера… тень… - с трудом переводя дыхание, отвечал Лейф. – Она убивает все живое, и никакое оружие ее не берет.
- А Леси? – отец перевел взгляд на девочку. Та согнулась пополам, жадно глотая ртом холодный воздух.
- Мое пение задержало их ненадолго, но… у меня не хватило силы их остановить, - сокрушенно призналась она.
- Значит, тебе нужно больше заниматься – вырабатывать выдержку, вместе с ней и силу. Тогда все получится, - нарочито спокойно говорил Дэйхен, хотя сам тоже ощущал смутное беспокойство, как предчувствие приближающейся опасности. Но не стоило пугать детей еще больше.
- Отец, ты не понимаешь, надо бежать, - Лейф был на грани паники. Он слишком хорошо помнил, как стелющиеся по земле щупальца лизали его пятки. - Тень идет прямо на нас! Если мы не уберемся отсюда, то нас постигнет участь хуже смерти.
- Не говори глупостей, хуже смерти нет ничего, - оборвал его на полуслове отец. – Бейк, Мейр, собирайте вещи, мы возвращаемся домой. И живее.
Они загнали лошадей в мыло, но успели добраться до Ветревки на исходе четвертого дня. На подъезде к селу охотники услышали разносящийся по округе мерный стук оповещающего об опасности набата. Дэйхен нахмурился и повернул лошадей к дому. Навстречу вышла Вайспута, встревоженная, с непокрытой головой.
- Как хорошо, что вы вернулись! – обрадовалась она. – Пару дней назад к землепашцам юродивый приходил. Седой весь, хотя на вид совсем еще мальчик. Глаза у него страшные, разноцветные – один голубой, другой зеленый. Говорил странно, вроде как обычный дайни, а пробирало так, будто перед тобой дух всесильный вещает. Что-то про тень, которая накроет наши земли и подарит вечную благость тем, кто примет ее так, как принял он. Жаром так разгневался, как эти слова услышал. Никогда его таким не видела, даже когда Ольжану у него сватали. Схватил палку и начал колотить – мужики насилу его оттащили. А он все кричал: «Изыйдь, нечистый! Не смей отравлять нас своими лживыми речами. Никогда не встанем мы под знамена Легиона Теней!» Совсем умом, видать, тронулся после смерти дочки. Только ему никто слова поперек сказать не смеет – шаман все-таки. Юродивого выгнать пришлось. Правда, кое-кто ему поверил. Пару семей даже вслед за ним отправились. А Жаром приказал в набат бить. Видно, тоже в те басни поверил, хоть вида не подает.
Дети за спиной отца испуганно переглядывались, а Дэйхен хмурился еще больше.
- Боюсь, матушка, правда это, а не басни, - наконец, сказал он. – Надо с Жаромом парой слов перекинуться. Ополчение собрать, чую, придется битву в своих стенах давать, такой сильный этот новый неведомый враг.
Он бросил поводья коня матери, а сам, не заходя домой, направился в красную хату. Леси увязалась за ним – слишком боязно было в неведении оставаться. Молельный дом оказался до отказа заполнен дайни. Здесь собралась вся Ветревка от мала до велика: косматые старики, горбатые старухи, усатые дядьки, женщины с малыми детьми – все были здесь. Лавки вынесли на улицу, чтобы места больше было, а сами уселись на полу, расстелив одеяла. У алтаря чадили свечи. Воск струйками оплывал с желтых башенок, образовывая внизу причудливые фигуры. Землепашцы молились молча, про себя. Только когда распахнулась дубовая дверь, и послышались тяжелые шаги, все дружно обернулись и с любопытством смотрели на незваных гостей. Жаром, сидевший у алтаря на пятках, расставив колени в стороны и сложив руки на груди, встал и двинулся на встречу зятю.
- Хорошо, что вы пришли. С севера двигается большое лихо, - начал шаман, но Дэйхен оборвал его властным жестом.
- Знаю, мы только что оттуда. Видели трупы животных – из них все жизненные соки выпили, а следом двигалась тьма. И не та, ночная, которая служит верным соратником всем охотникам, а другая, жуткая, чуждая, непроглядная. В одиночку мы с ней драться не решились – нас слишком мало, но вместе с вами мы смогли бы дать ей отпор.
- Отпор? Дэйхен, ты в своем уме? - с жаром возразил старик. - Мы – землепашцы, в жизни в руках оружие не держали. Мы не умеем сражаться. Да и как сражаться против тени? Она ведь бесплотна. Остается только уповать на богов. Мы собрались здесь, чтобы помолиться: быть может, они услышат десятки голосов слитых воедино и выручат нас. Здесь, в освященном месте под их защитой, мы переждем опасность. Присоединяйтесь и будете спасены вместе с нами!
Дэйхен скрипнул зубами от негодования.
- Никогда, старик, никогда не предлагай охотнику отсиживаться в красной хате, ожидая спасения. Это не наш путь. Мы примем бой и спасемся, наша отвага и наше оружие выручат нас, а не ваши молитвы!
- Нас ничего не спасет, - сказала Леси, выглядывая из-за спины отца.
Дэйхен схватил ее за плечи и хорошенько тряхнул.
- Что ты такое говоришь? – закричал он.
– Наше оружие бесполезно против тени, а молитвы… - она перевела взгляд на деда. - Никто их не слышит, а если и слышит, то не ответит. Боги не покидают Подземный город ночью.
Дэйхен выпучил глаза, силясь понять, откуда девочка все это взяла, а Жаром дрожал, как осиновый лист.
- Не смей терять надежды, слышишь?! – придя в себя, сказал ей отец.
- Она умерла!
Леси вырвалась из его рук и побежала по дороге к лесу. Скорее, пока не село солнце. Вот уже и топот слышен. Четверка поджарых лошадей несется к Священной поляне. Из ноздрей клубами валит пар, будто внутри горит настоящий огонь. Плащи всадников развиваются по ветру.
- Стойте! – изо всех сил закричала Леси и бросилась вслед за ними. – Остановитесь! Не бросайте нас!
Бежала, пока не упала от бессилия. А они даже не взглянули на нее. Продолжили свой путь, как будто не было ее, как будто она уже мертва. Леси свернулась клубочком на мерзлой земле и тихо плакала, пока ее не нашел отец.
- Идем, - ласково гладя ее пушистые светлые волосы, сказал он. – Если мы продержимся до утра, то боги землепашцев спасут нас.
Леси медленно кивнула и последовала за отцом.
Охотники плотно прикрыли ставни, заткнули все щели, забаррикадировали дверь. Собрали все оружие, что было в хозяйстве. Бейк и Мейр с луками и короткими мечами дежурили у двери, Вайспута затаилась на лавке у окна с заостренной на конце палкой и кинжалом у пояса, Дэйхен возле второго проверял, как его любимый рунный меч для охоты на демонов выходит из ножен. Лейф с Леси в центре спина к спине, каждый одинаково мрачный и испуганный. Дэйхен старался не смотреть на них, не думать, что они чувствуют, какое знание об этом новом демоне доступно им, что заставляет так сильно его бояться. Брат с сестрой одновременно вскинули головы и посмотрели на север. Донесся странный гул. Стены сруба заходили ходуном, с потолка посыпалась пыль и паутина.
«Начинается», - запоздало подумал Дэйхен.
В дом что-то ударило. Невидимый таран? Застучали ставни, готовые вот-вот сорваться с петель. А потом все смолкло.
«Не пробилось? Решило, что мы слишком крепкий орешек?»
Ответом послужил разнесшийся по всей Ветревке крик десятков голосов. А потом оборвался.
«Они умерли. А до рассвета еще так далеко».
Зловещую тишину нарушила Леси. Она судорожно пыталась сорвать что-то, висевшее у нее на шее, но потом вдруг остановилась и выпрямилась, будто кол проглотивши. Дом снова задрожал. Удар. Еще удар. Дверь разлетелась в щепки, вслед за ней отправились окна. Засвистели стрелы. С лязгом вылетели из ножен клинки.
- Пой, Леси, пой! – закричал Дэйхен.
И она запела, вкладывая в мелодию все накопившееся горе, отчаяние и страх. Она уже не молила ветер о помощи, не просила сражаться за нее, просто пела, ни о чем не думая, высвобождая все чувства, все эмоции, что были у нее внутри, растворяясь, забывая о боли, усталости, изнеможении, стараясь не видеть, как, словно тряпичные куклы, падали на пол близнецы, как палка бабушки переломилась пополам, и как черные щупальца овили ее тело, как замедлялись взмахи отцовского меча, как он из последних сил огрызался на атаки теней, и как шелковый шнур обмотался вокруг его горла.
Только Лейфа она не видела. Он крепко держал ее за руку, стоя за спиной, а другой крошил наступающие со всех сторон щупальца. Одно за другим, не останавливаясь до самого конца, пока его ладонь, наконец, не стала мертвецки холодной и не выпала из ее руки.
А Леси все пела. Теперь ее голос, казалось, жил отдельно от нее. Тело уже давно не слушалось, а высокая нота все звучала, звучала, не прерываясь. Но вот и она опала. Силы покинули тело девочки. Она рухнула рядом с Лейфом. Тени плотным кольцом сомкнулись над ее головой, наступая со всех сторон. Стало нестерпимо больно, а потом темно, и когда она уже чувствовала, как падает в бездну небытия, увидела вспышку, яркий росчерк на нестерпимо черном полотне.
«Светает», - была последняя мысль поющей.
Пылающие голубым светом мечи рассекли тень пополам, пронзили, разрушили, заставили отступить обратно на север, свернуть свои щупальца, затаившись на время у порождающей мрак червоточины на полюсе. Половицы скрипели под коваными подошвами высоких сапог.
- Ради чего мы так спешили, брат? – спросил светловолосый мужчина с прозрачными голубыми глазами, носком отпихивая от входа тело дайни. – Они все мертвы.
- А все из-за этого дурацкого запрета, - посетовал его спутник, такой же молодой, с волосами цвета воронового крыла и глубокими синими глазами. – Если бы не он, представь, сколько сел мы могли бы спасти.
- Это всего лишь дайни. Они рождаются и умирают, такова судьба смертных.
- Ты не понимаешь, их становится все меньше. Я постоянно натыкаюсь на мертвые поселения на севере.
- Тан, ты слишком много беспокоишься.
- А вы, кажется, не беспокоитесь совсем. Не станет дайни - некому будет нам поклоняться, и мы канем в лету забвения.
- Этого никогда не будет.
- Посмотрим, Ар. Где-то здесь должна быть поющая, - темноволосый Тан неожиданно остановился у тела девочки и опустился на колени. – Гляди-ка, она еще жива.
Светловолосый выглянул из-за его плеча.
- Это ненадолго. Тень уже успела надорвать связь души с телом – видишь, какие у нее волосы седые стали? Видно, ей совсем недолго осталось.
- Жаль, она такая юная, - внимательно разглядывая ее кукольное личико, сказал Тан и засунул руку девочке под рубаху. Цепкие пальцы скользнули по ребрам и вонзились внутрь через кожу и кости. Мужчина закусил губу от напряжения, с силой поворачивая что-то в груди девочки.
- Тан, что ты делаешь? – встревожился его брат. – Отец будет сердиться.
- Пусть сердится, мне-то что? - безразлично ответил Тан, аккуратно отнимая руку от ребенка. С кончиков пальцев падали темные капли крови. – Я делаю то, что хочу. А сейчас я хочу, чтобы эта девочка выжила. Смотри, она приходит в себя!
Девочка слабо пошевелилась и открыла глаза, обвела взглядом лежавшие вокруг мертвые тела и мелко задрожала.
- Тише, им уже не поможешь, - ласково баюкая ее на руках, говорил Тан. Он чувствовал свою вину каждый раз, когда натыкался на разоренные тенями деревни, хоть и не знал, откуда явилась эта напасть. – Прости, мы не смогли прийти раньше.
Ар недовольно наблюдал, как брат возится со своей новой игрушкой. «И почему его все время тянет к этим смертным?» - про себя думал он.
- Как твое имя? – совершенно забыв об Аре, спросил Тан, убирая с лица девочки волосы. Она открыла рот, но оттуда не вылетело и звука. Девочка сникла.
- Потеряла голос? – нахмурился Тан. – После такого ужаса - не удивительно. Не переживай, думаю, со временем он вернется. Просто надо подождать.
Девочка прижалась щекой к его рубашке из перьев и закрыла глаза. Он чувствовал, как бьется ее сердце, его собственное билось в унисон.
- Тан, ты еще долго собрался тут рассиживаться? Мне скучно, - нетерпеливо напомнил о себе Ар.
- Уже иду, - отозвался тот.
Коротко осмотрев дом, он нашел теплый тулупчик и сапоги для девочки, помог ей одеться, вынес на руках во двор и усадил в седло перед собой. Конь брата уже нетерпеливо стучал копытом о мерзлую землю. Наконец, всадники двинулись на юг, оставляя позади мертвое село. В воздухе медленно кружились первые снежинки. Начиналась зима.
Новость отредактировал Kenny McCormick - 27-12-2012, 23:35
Ключевые слова: Боги тени вымысел