Колокольчик
Интересно, когда они найдут Костика? И найдут ли вообще? Воспитатели совсем недалеко от меня ругаются и размахивают руками. Никто не знает, что делать. Хороший лагерь, конец первой смены. Завтра уже родители должны были всех забрать домой, и тут пропал Костик. Уже несколько часов его не могут найти, уже нас всех расспросили. Видимо, решают, кто милицию вызывает. Нервничают. А еще взрослые. Ирина Сергеевна, Сарделька, мы ее так называем, потому что она толстая и в складках вся, будто веревочкой перетянута. Постоянно носит джинсовый сарафан, из которого уже вся вываливается, но упорно продолжает в нем ходить, так как считает, что она таким образом ближе к детям, к нам то есть. И не догадывается, что ей придумывают всякие разные прозвища. Хотя прозвища мы им всем придумываем. Вон, другая воспитательница, Елена Петровна, такая высокая и худая, с длинными светлыми волосами, повернутая на чистоте - ее все называют Шваброй. Когда они друг с другом разговаривают, это просто цирк какой-то - толстая Сарделька с тонким голоском, как персонаж из мультика, и худющая Швабра с мужским голосом. Ой, кажется, я даже хихикнул, что-то слишком подозрительно они на меня обе уставились. Вообще-то сейчас тихий час, но меня никто не гонит в корпус, потому что знают, что я переживаю. И волнуются, может, что я тоже куда-нибудь убегу, чтобы Костика искать. Костик - мой лучший друг в лагере, мы почти с самого начала смены с ним сдружились. Его другие ребята не очень любили. Костик он замкнутый такой, в футбол с мальчишками не играет, у него руки длинные и ноги длинные, и они у него, как веревочки, болтаются, даже ходит смешно. Сам по себе такой, книжки читает, в лес любит уходить гулять. Хотя это у нас, конечно, запрещено. Лес-то за территорией, там кто угодно может быть - маньяки, собаки, волки даже. А Костик все равно всегда туда убегал. Ну и мальчишки стали его задирать, вещи прятать, в любимой футболке дырку вырезали. Жалко мне его стало. А так, когда я стал с ним дружить, от него немного отстали. Пусть я и очкарик, зато на физкультуре один из лучших. Взрослого, конечно, не одолею, но на руках я даже двенадцатилетних перебарываю. Костика-то легко задирать, а со мной решили не связываться лишний раз. Костик меня как-то с собой в лес брал, мы там гуляли, а потом лежали под деревьями и слушали птиц. Странно немного. Я так и не понял, что он в этом находит. Сейчас физрук Костика ищет как раз в лесу, в этих укромных местах. Костика с самого утра в палате не было. Он и раньше пропадал, я уже говорил, на эти свои лесные прогулки бегал. Но это он обычно днем убегал, и то не больше, чем на час. Чтобы проблем не было. А тут с самого утра. Воспитатели вон вообще нервные, хотя странно, я думал, что уже найдут его. Зря они волнуются, что я тоже убегу. Что я, дурак, что ли? Я послушный. Знаю, что нельзя за территорию ходить. Еще знаю, что наши воспитатели его найдут, должны найти. Хотя волнуюсь сейчас сильно. Думал, что раньше Костик найдется... Уже полскамейки расковырял, с нее краска облупливается, заденешь кусочек и уже не можешь остановится, будешь ковырять и ковырять. Она такая бледная с внешней стороны, а внутри ярко-голубая - такой она, наверное, была, когда ее покрасили. А потом выцвела под солнцем. Надо перестать, а то как семечки какие-то. Хотя я семечки не ем, от них потом шелуха везде валяется, а мне не нравится, когда мусор. Мне нравится, когда чисто и красиво, меня так мама всегда учила. Хотя бабушка ей часто говорит, чтобы она от меня отстала, типа не девочку растит. А я не понимаю, что бабушка имеет в виду, ведь все должны стремиться к чистоте, не только девочки. А мама, она вообще с бабушкой не спорит, особенно последнее время. Она молчит в ответ просто и начинает или посуду мыть, или вещи перекладывать, и я вижу иногда, что у нее щеки мокрые. И понять не могу, она плачет или случайно? Это не как в телевизоре, там громко плачут, там говорят что-то, ругаются, а мама, она просто, она вот тарелки моет, а у нее щеки мокрые. И ведь я ее спрашиваю всегда: "Мама, ты плачешь?" А она улыбается мне и говорит: "Нет." А слезы на щеках есть. Не понимаю. Может, когда повзрослею, пойму. Вот когда дядя Валера был, вот тогда все было понятно. И мама просто улыбалась, а не как сейчас. Но бабушка мне не разрешает про дядю Валеру говорить. Ругается на меня, выгоняет из комнаты, если мама там. Один раз вообще ударила. Полотенцем, правда, но обидно! Я - маленький, я не дерусь, а она взрослая и на меня, на ребенка, замахнулась. Причем за что? Я на кухне сидел, весь обед съел, все, что бабушка приготовила, хотя не был голоден вообще. Знаю просто, что мама расстраивается, если я плохо ем, а бабушка ругается. Причем, не ем я, а бабушка ругается и на маму тоже. Поэтому я обычно все ем, чтобы никто не ругался и не расстраивался. И вот я все съел, на плите чайник закипает, и крышка у него подпрыгивать начинает, прыгает так и будто приговаривает "гоп, гоп, гоп". Смешно так. И я начал песню петь, нашу, с дядей Валерой: "Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла", тут мама из кухни выбежала, а бабушка ругаться начала и полотенцем меня ударила. Я знаю, эта песня - она не детская, она взрослая. Я в ней слов некоторых вообще не знаю. И петь я не умею. У меня слуха нет. У дяди Валеры слуха тоже не было. И мы с ним вместе эту песню пели, и слышать нас никто не мог, потому что слуха у нас нет, а нам весело было! И маме тогда тоже было весело! Она на этой самой кухне смотрела на нас и смеялась! А сейчас меня за то же самое полотенцем бьют. Тогда мы без бабушки жили, а только я, мама и дядя Валера. А бабушка у себя жила, в Ярославле. И нам было хорошо и весело было, и мама вообще никогда не плакала. Бабушка мне говорит, чтобы я ничего про дядю Валеру не говорил, что мама расстраивается и ничего не хочет о нем слышать. Но я же знаю, я знаю, что мама по ночам смотрит на его фотографию, она ее под подушкой прячет...Физрук пришел. Лицо его покрасневшее, и на лбу вена дергается. Он один идет и прямо к Швабре с Сарделькой. Швабра вскрикивает, Сарделька хмурится. Нашли - не нашли? Швабра ко мне идет, присаживается. Думаю, сейчас ругать начнет за то, что со скамейкой сделал. Но она будто ничего не видит, за руку меня берет, говорит, что Костика не нашли и сейчас будут вызывать милицию с собаками. Говорит, что моей маме позвонили, чтобы она ко мне приехала пораньше. Все равно смена завтра заканчивается, поэтому ей разрешили меня пораньше забрать. Нет уж, спасибо. Пока Костика не найдете, никуда я не уеду. Швабра ведет меня в столовку, там уже начали готовиться к полднику. Швабра говорит мне садиться за стол, уходит к поварам и приносит мне ромашковый чай и двойную порцию печенья. Я говорю "спасибо", я воспитанный. Когда Швабра уходит, я выливаю чай под стол. Ненавижу ромашковый чай. Его постоянно бабушка пьет.
Бабушка моя - бывшая учительница по русскому. Мама говорит, что бабушку нужно слушаться. Я не люблю маму расстраивать, но мне с бабушкой очень тяжело, она постоянно ругается и пахнет от нее прокисшей капустой и вареными яйцами. А у меня на яйца аллергия. Лучше бы она оставалась в своем Ярославле. Хотя нет, лучше бы вообще ни ее, ни Ярославля не было. Раньше мы с мамой туда часто ездили, бабушка не хотела в Москву переезжать. Навещать ездили, летом ездили, зимой. Когда дядя Валера появился, мама долго боялась к бабушке ехать. Не знаю, почему. Мы, наверное, полгода вместе уже жили, а мама в Ярославль одна ездила, не брала дядю Валеру. А однажды я услышал, как дядя Валера сказал маме: «Колокольчик,» - а он ее все время так смешно называл «колокольчик», потому что смех у нее такой задорный, звонкий. Ну, когда она смеется.- «Колокольчик, хватит меня прятать. Я хочу, чтобы ты была Аленкой Нероновой, а Гришке отцом хочу стать. Вези знакомить.» Я еще не понял тогда, как дядя Валера мне отцом может стать, ведь мой отец, как мне говорили, погиб. Это уже потом я понял, когда повзрослел, что он на ней жениться хотел. А тогда не понял. Тогда просто почувствовал, что все будет хорошо. И мы поехали к бабушке, тогда еще и дедушка был жив. Дядя Валера тогда шутил больше обычного, говорил громко, все старался по хозяйству помочь. Но бабушка очень плохо к нему отнеслась. Все говорила, чтобы не лез на кухню, расспрашивала, где дядя Валера работает, почему до сих пор не был женат ни разу. И бурчала себе под нос: «Почти сорок лет мужику, а женат ни разу не был, что-то здесь нечисто». Хотя я не понимаю, какая разница. И маме было хорошо. Не помню уже, что там произошло, я в комнате мультики смотрел, но мама с бабушкой поругались, шумно стало, все взрослые стали из комнаты в комнату ходить. Я услышал, как дядя Валера сказал, что «Вы как хотите, а мы с Аленкой вместе, и я ее ото всех защищать буду. И от вас в том числе». Я еще подумал тогда, как здорово, что дядя Валера маму от бабушки защитит, потому что бабушка очень строгая. Дядя Валера зашел в комнату и сказал, что мы на снегоходах сейчас с дедушкой кататься поедем. Я до этого еще ни разу на снегоходе не катался. Поэтому очень обрадовался. На улице было очень красиво, как в книжках со сказками: такой белый пушистый снег, который висел в воздухе и даже не падал. Совсем не так как в Москве, где грязно. Дедушка из гаража выгнал машину с двумя снегоходами, дядя Валера скатился на одном, потом посадил меня впереди. И мы поехали. Было здорово! Ветер со снегом в лицо летели постоянно, мы на кочках подпрыгивали и так быстро ехали! Дядя Валера почти не говорил ничего, думаю, ему тоже нравилось ехать на снегоходе. Дедушка от нас постоянно отставал и кричал что-то. Но было ничего не слышно из-за ветра. Мы ехали по сугробам, а потом скатились с горки и оказались на речке. Речка была подо льдом, но местами темнели пятна - там, где лед был тонкий. Дядя Валера чертыхнулся и сказал: «Не дрейфь, Гришка, сейчас быстро проедем и по лесной дороге уже домой». Он прибавил скорости, а дальше я плохо помню. Помню громкий хруст, темноту и много-много горячих иголок, которые впились в тело. Лед разорвался под нами, и мы провалились в воду. В воде было темно, совсем не так, как летом. Дядя Валера потащил меня за шиворот из воды и стал выталкивать на льдину. Я очень хотел выбраться из воды, но не мог пошевелиться, руки стали тяжелыми и болтались, как варежки на резинках. Дядя Валера вытолкнул меня на льдину. Волосы и ресницы сразу заледенели, и меня всего затрясло. Дядя Валера пытался выбраться на льдину рядом со мной, но лед ломался под его руками. Вдруг он вскрикнул и резко ушел под воду. Я ничего не понял, видел только, как колышутся черные волны в огромной проруби, куда мы провалились. Через секунду дядя Валера снова вынырнул, и на его глазах была какая-то огромная прозрачная пиявка, дядя Валера кричал и одной рукой пытался оторвать эту пиявку с глаз. Я увидел, что на его руке висит еще одна такая же пиявка. Внутри нее были розовые и фиолетовые сосудики, как ниточки, которые разбухали и становились темно-бордовыми. Дядя Валера оторвал пиявку от глаз и кинул ее на лед, прямо рядом со мной. Это продолговатое прозрачное существо дрыгало лапками-присосками и словно грустно вздыхало оттого, что ни к кому не могло присосаться. Оно открыло темно-фиолетовые глаза и установилось на меня. Я не мог пошевелиться, эта пиявка была такая страшная, и я не мог понять, бросится она на меня или нет. Пиявка открыла рот, в котором было очень много маленьких острых зубов, и издала пронзительный стон.
- Беги, Гришка, - прохрипел дядя Валера.
Противный стон рядом со мной раздался еще раз, и вдруг пиявка лопнула, и все вокруг покрылось желтой пылью с едким запахом ромашки.
Эти страшные прозрачные существа облепили дядю Валеру, одно прокололо ему щеку и розовело, наполняясь кровью, остальные повисли на одежде и тащили дядю Валеру под воду, еще несколько открыли свои хищные рты и дышали на лед из-под воды, чтобы тот плавился и ломался...
- Беги, Гришка, - снова сказал дядя Валера. По его лицу текли слезы. Он перестал хвататься за лед - дыра полыньи все ближе подбиралась ко мне, еще пару минут и я бы снова оказался в воде с этими монстрами.
Больше я ничего не помню. Мама потом рассказывала, что меня нашел дедушка на льду без сознания. Снегоход потом тросом вытянули, а дядю Валеру так и не нашли.
Мама потом долго боялась меня одного оставлять, мы даже спали в одной кровати почти год после этого. Маме кошмары снились, она во сне плакала, потом просыпалась, долго меня гладила по голове, целовала. А я лежал, не переворачивался, старался дышать тихо, лишь бы она снова заснула. Я спать по ночам боялся. Я боялся, что засну, а дядя Валера придет. Раз я сплю, он расстроится и уйдет. Поэтому я долго не спал. Потом научился вид делать, что заснул, чтобы мама не волновалась. Я не хочу, чтобы она волновалась. Она когда волнуется, у нее шея краснеет и глаза, и она совсем про себя забывает - не красится, прическу не делает. Вот сейчас приехала ко мне, пытается что-то говорить веселое, но я же вижу, что она опять волнуется. Я же вижу, что она даже по дороге сюда плакала. Сейчас пойдем вместе к реке на пикник, у нас с ней так обычно происходит. Она когда ко мне в лагерь приезжает, то привозит всяких вкусностей, которыми нас в лагере не кормят - шоколадок, мишек мармеладных. Она сначала не хотела, чтобы мы пикник у реки делали, она вообще долго думала, что я воды боюсь. Но я не боюсь, я смелый. Костик, кстати, тоже мишек мармеладных любит. Я с ним всегда делился, к нему родители реже приезжают, чем ко мне, и мишек вообще не привозят. А мне не жалко. Все равно мне больше желтые мишки нравились, а Костику красно-синие. И сам он красно-синим стал, когда я его под водой держал. Я это хорошо видел, ведь мы уже на рассвете на речку пошли. Я знал, что Костика легко будет уговорить и что он никому не расскажет. А кому, кроме меня, он еще мог рассказать? Он меня на свои тайные лесные прогулки водил, а я его на речку утром позвал. А потом уже просто было. Не то, что первые два раза. Я уже знал, что лучше по голове ударить посильнее, а потом изо всех сил под водой держать. У Костика лицо таким бордовым стало, пузыри из носа шли так, будто вода кипела, а я его держал, держал крепко-крепко и ждал, когда они появятся. Штуки четыре, наверное, сразу подплыли, три крупных и одна поменьше. Три сразу к Костику присосались (я думаю, я его все-таки до них утопил, не хотелось бы, чтобы он их видел), а четвертая, самая крупная, на меня уставилась, потом тронула своей лапкой – и меня как током ударило, так медузы обжигают, и тоже к Костику поплыла. Они так облепили его всего и стали кровь из него сосать и, я раньше такого не замечал, нижними лапами в него врезались, и Костик водой стал накачиваться. Будто они из себя воду в Костика переливали, а из него кровь забирали. Костик надуваться стал, как резиновая кукла, пухнуть, прям как Сарделька, а дальше уже не знаю, они его вглубь потащили.
Мама кричит. Глаза мне пытается закрыть, нашли в реке тело Костика. Разбухшее и посиневшее. Мама боится, что я испугаюсь. Но я не испугаюсь, я же смелый. Я только понять не могу, почему они до сих пор мне дядю Валеру не вернули. Может, оттого, что я им всего троих маленьких дал, а за одного взрослого это мало? Наверное, еще нескольких надо. Поскорее бы вернули дядю Валеру, тогда мама будет снова смеяться, и он будет называть ее Колокольчиком…
Автор: Любовь Игнатьева.
Источник.
Ключевые слова: Смерть вода лагерь дети убийство нечто избранное