Вверх
Вы знаете, что такое кордицепсы? 20 минут назад я тоже не знал. Это род грибов, насчитывающий более двух сотен видов, растут они по всему миру в тропических лесах и влажных джунглях. Самое жуткое в них то, что они паразиты, и растут на животных. Попадёт случайно спора в муравья и начинает колонизировать его изнутри, начиная с мозга. Через некоторое время муравей выглядит явно нездорово; стоит на месте и дрожит, либо бегает по кругу. Если это заметят его собратья из муравейника, то его утащат подальше от колонии, сделав изгнанником.А когда муравей почти готов помереть, он лезет по лианам так высоко, как только может, и цепляется там мёртвой хваткой. Потом он, наконец, помирает, а из его головы появляется этот гриб, лопая её, словно перезрелый вонючий плод. Пройдёт немного времени, и на стебельке появятся новые споры, а высушенная тушка бедного муравья останется висеть на стебле, и глазницы его будут покрыты подсыхающим грибом.
Я всё это к тому говорю, что вчера ночью я забрался на крышу своего многоквартирного дома и нашёл тело своего брата. Он всего три дня как вернулся со службы, провёл на Филиппинах полтора года. Позавчера мне позвонили родители, сказали, что он ко мне поднимается. По их словам, он сидел у себя в комнате всё время после приезда, а потом встал и заявил, что пойдёт со мной повидаться. Они решили, что он напился, а я подумал, что он таки не дошёл.
Судя по запаху, он залез на крышу и сразу умер. Я только-только докурил сигарету, меня раздирало беспокойство и головная боль. А когда ветер унёс вонючий дым в сторону, я учуял в жарком воздухе запах гнили. Несколько минут у меня ушло, чтобы его найти. Он лежал лицом вниз за дымоходами и коробами вентиляции. Из основания черепа похабно торчал какой-то склизкий столб, а из глазниц и рта свисал застывший водопад корней и побегов. Верхушка стебля была покрыта воздушного вида метёлками, и с кончиков сыпалась белая пыль.
Ветер разносил споры по северной стороне здания, наверное, целый день. А я там и живу. Я вернулся к себе в квартиру, попытался позвонить в полицию, и головная боль переросла в лихорадочную вспышку мигрени. Я вернулся, закрыл дверь, и только я потянулся к телефону, как голову пронзила такая боль, что я едва не отключился. Я уже раза три пытался, но никак не могу поднять руку.
То же самое происходит, когда я хочу выйти из комнаты. Словно ледяные крючья впиваются в череп, а руки-ноги деревенеют и дрожат.
Муравьи в последние минуты своей жизни лезут по лианам так высоко, как только могут. Так споры более равномерно разлетятся по всему муравейнику. Под конец паразит управляет муравьём так, словно он разумен. Помоги мне, Господи.
От боли я почти ничего не вижу, а в голове стучит новая мысль, словно заевшая пластинка. Вверх. Вверх. Вверх. И на неё накладывается вид нашего офисного комплекса. Он выше моего дома, зданий выше я, наверное, и не знаю. И пусть даже опухоль у меня на спине размером с абрикос, кожа натянулась до блеска, меня мутит и перед глазами пелена, я, наверное, туда доберусь. Вверх.
Нет, я болен. Мне нужна помощь.
Здание пульсирует у меня в голове. Холодный ветер. Крыша и небо. Эти образы и понятия пролетают в голове и на мгновение смягчают боль. Наверное, я сумею добраться. Вверх. Вверх.
Если вы живёте в пригороде Чикаго, я бы на вашем месте сваливал куда подальше.