Проект: "Траурная квартира"
— 1 —Что было в общем доступе. Во-первых, полторы заметки о молодом человеке, одолевшем двадцать километров шоссе со сломанной ногой, трещиной в позвоночнике и с сотрясением мозга. Его подобрал автопатруль на пересечении улицы Островитянова и Ленинского проспекта. Наркотиков и алкоголя парень не употреблял; он и от курения воздерживался. Но в ненастную ночь ему приснился кошмар, очнуться от которого бедняга не смог, даже проснувшись: ему померещился некто у изголовья кровати (проживал он один), и парнишка выпрыгнул в окно… С его слов — в окно второго этажа, что несколько неправдоподобно. Удар о землю не избавил его от идефикса — бежать от кого-то безликого, и не важно какой ценой.
Это проскочило в сводках новостей и быстро кануло в лету. Пытливый ум нашел бы, к чему тут придраться… Но пытливые умы тем утром новостей не читали.
Во-вторых. Статейка о скандале в бюро ритуальных услуг прожила чуть дольше из-за махровой желтизны темы. «МОГИЛА МОТОЦИКЛИСТА ОСТАЛАСЬ ПУСТОЙ. Московский байкер Алексей Прахов, погибший в ДТП, не дождался похорон. Злоумышленники по поддельному гербовому свидетельству забрали труп из морга и увезли в неизвестном направлении».
Со свободными СМИ на этом всё. Дальше договоримся так: вы не спрашиваете, откуда у меня информация, а я не отвечаю. Наверняка дело вообще засекретят. Такую чертовщину всегда скрывают.
В ноябре минувшего года у железнодорожной насыпи, проложенной по окраине района Опольцево, обнаружили труп мужчины. Характер прижизненных травм указывает на то, что человека избивали; он сопротивлялся и дважды произвел выстрелы из боевого пистолета. Смерть последовала от удара, нанесенного в основание черепа. Затем покойнику пытались открутить голову, резко выдергивая ее по и против часовой стрелки.
Бумажник с крупной суммой наличных остался у погибшего в кармане куртки; таким образом, нападавшие не ставили целью ограбление. Это характерно для здешнего захолустья, где словесные перепалки зачастую выливаются в акты звериной жестокости, но «наказанных» обычно не грабят. Но с середины октября одинокому пешеходу, зачем бы он ни оказался на Опольцево, местные кровавые традиции практически не угрожали. Правильнее — угроза свелась к минимуму.
Криминалисты установили, что убийство совершено не группой, а одним человеком. Ставки делались на бандита, незадолго до того удравшего из автомобиля, перевозившего заключенных, но позже его задержали в Подольске. Он признался, что надеялся затаиться в Опольцевском овраге (наслышан об этих местах), но по пути наткнулся на «шизика в шторах», и тот настолько ему не понравился, что он предпочел поискать убежище подальше от Опольцево. Чем именно не понравился, косноязычный уголовник объяснить не сумел. Переводу поддалось лишь словечко «шторы» — солнцезащитные очки.
Второй труп, по идее, фигурирующий в этой истории, не найден по сей день, а если и найден, меня об этом в известность не ставили. И не поставят.
Что касается третьего — работника пиццерии, пожилого водителя-доставщика — он умер за рулем на выезде из квартала, набрав перед этим скорость достаточную, чтобы перемахнуть через шоссе Петля и влететь в пролесок, в хлам разбив старую «Оку».
Есть и живые участники, но они наотрез отказались давать интервью и вообще разговаривать на эту тему.
В материалах дела упомянуты еще несколько фамилий — это любители урбанистической экзотики, совершающие вылазки в «готичные» районы. Таковых набралось всего четверо. Они так же видели (но издали) кого-то в огромных темных очках. Вопрос в том, был ли это убийца.
У следователя, неофициально общавшегося с этой четверкой, осталось впечатление, что ребята не договаривают главного. Он готов спорить, что с Опольцево компания возвратилась… не в полном составе. Но загруженный работой следователь не мог позволить себе новый «висяк» и не стал разбираться с подробностями вылазки.
Вернемся к первому мертвецу — тому, что расстался с жизнью подле насыпи. Ветка, по которой в семидесятые годы ходили грузовые вагоны со стройматериалами, давно выведена из эксплуатации, и не очень понятно, что там мог делать этот крепкий, хорошо тренированный мужчина с пистолетом, весьма состоятельный на вид. Про бумажник я уже упомянул. Кроме того, он имел при себе дорогой мобильный телефон «дуос» (еще две трубки, обклеенные розовыми сердечками, явно принадлежали не ему), смартфон и кейс с ноутбуком. На жестком диске ноутбука сохранён черновик отчета о весьма странном эксперименте…
* * *
…Девятиэтажка возвышалась над районом подобно маяку. Две женщины, приехавшие первым утренним автобусом, шли прямо на нее. Несмотря на ранний час, обе ужасно устали, да еще тащили с собой набитые вещами сумки. Солнце начинало припекать, но густые кроны деревьев хранили какую-то могильную прохладу, которая не освежала — продирала морозом по коже.
Свернув за угол школы, они увидели встречающего. Он помахал им рукой.
— С добрым утром, — поздоровался агент, когда женщины приблизились. — Нормально добрались?
— Вроде вовремя, — ответила младшая из женщин, высокая и скорее тощая, чем стройная, и демонстративно сверилась со своими часами. — Ровно семь.
— Долго искали остановку, — поддакнула ее спутница, низенькая, с короткой стрижкой и в очках, похожая на ресторанную певичку. Она поставила сумку между ногами.
— Начинаем через сорок минут, — произнес агент. — Давайте повторим основные позиции договора. Вот копии — ваша, Гюльнара, и ваша, Наталья. НПК «Апейрон» гарантирует вам полную неприкосновенность и ненанесение физического вреда. НПК «Апейрон» НЕ гарантирует, что вашему психическому состоянию не будет нанесено ущерба, и предупреждает о режиме психологического эксперимента. Вы, Гюльнара Алимова и вы, Наталья Яковенко, обязуетесь не нарушать установленных правил, в том числе — не оповещать друзей и знакомых о своем местонахождении, не пользоваться средствами мобильной связи и не пытаться покинуть здание до 25-го октября сего года. Есть возражения, отказы, вопросы?
Женщины покачали головами.
— Уведомления о перечислении денежных средств обеим пришли?
Кивнули.
— Отключите, пожалуйста, телефоны, и сдайте их мне.
— А вернёте? — сверху вниз осведомилась долговязая Гюльнара.
— Разумеется. Чужого добра нам не надо. Ну, давайте сумки, и прошу за мной.
* * *
Скрипучий древний лифт поднял их на последний этаж.
— Добро пожаловать, — сказал агент, открывая новую стальную дверь. Женщины робко заглянули в прихожую. Вспученный линолеум, ободранные обои, порыжевший от влаги и курева потолок. — Ваши апартаменты. Две комнаты, кухня, санузел, балкон. — Он занес сумки в маленькую комнату. Гуля и Наталья топтались на пороге. — Мы поставили кровати, приготовили постельное белье. В холодильнике продукты на две недели, чай, кофе, посуда. Развлечений не предусмотрено, так что придумайте темы для общения. Дверь армированная, без МЧС не откроешь. Насчет пожара не беспокойтесь: проводка, коммуникации в идеальном порядке. Мы включили центральное отопление, чтобы вам не мерзнуть.
Гуля следом за мужчиной протиснулась в комнату.
— Так себе гостиница, конечно, — хихикнула она. — Ну да ладно. Я захватила с собой тапочки, — и она, наклонившись, расстегнула молнию своей сумки.
— Не торопитесь переобуваться, — велел агент. — Дело в том, что мне нужно кое-что вам показать. Пойдемте, здесь недалеко. Квартира напротив.
* * *
Бог весть, какие именно теоретические выкладки легли в основу этого эксперимента, названного Проект «Траурная квартира». Налицо новый и более чем смелый подход ко всем концепциям мироустройства. Кто-то (вряд ли это был агент НПК, встретивший женщин у подъезда — он лишь удаленно отслеживал ход эксперимента) перемешал причины и следствия таким образом, что они превратились в бессистемный и пугающий коллаж. Всё равно как футбольный мяч, вместо чтобы отлететь от паса, укусил игрока за ногу. Наверняка проекту предшествовало длительное изучение суеверий, процветающих в глухих деревнях, слухов, легенд, сортировка их на реальные и полностью вымышленные… И денег в это вложено немало, чего стоят одни командировки, да и подбор идеальных кандидатов в подопытные должен был влететь в копеечку.
Сперва я был уверен, что устроители эксперимента оборудовали подъезд системами видеонаблюдения, а в квартиру внедрили «жучки» прослушки. Но, скорее всего, этого они не могли себе позволить. Условия, именуемые в протоколе «инициирующими», требовали предельного сходства с естественными. То есть никаких посторонних взглядов, никакой техники. Если и смонтировали камеры, то на улице, но записей с них я не видел. Здесь как в лаборатории: посторонняя бактерия в пробирке — опыт насмарку.
А «посторонней бактерией» оказался курьер из пиццерии, попавший не в то время и не в то место.
Я всё пытаюсь представить себе, как это происходило. Как неумолимо нагнеталась в квартире атмосфера напряжения, ожидания беды… Полагаю, что первый страх они испытали, вернувшись со своей короткой экскурсии «к соседу», после которой агент попрощался с ними и закрыл дверь на два замка…
— 2 —
Пока Наталья стояла на балконе с сигаретой, обозревая окрестности, некурящая Гуля заваривала чай по какому-то восточному рецепту.
Презрев двадцатилетнюю разницу в возрасте, они быстро нашли общий язык. Обе увлекались эзотерикой, нетрадиционной медициной и заводили анкеты на сайтах знакомств. Обе не стрессоустойчивы, сверх меры впечатлительны; та и другая пробовали себя в творчестве, но больших успехов не достигли. Гуля имела на счету попытку самоубийства; Наталья по сфабрикованному уголовному делу провела полгода в исправительно-трудовой колонии; от нее ушел муж, а сама она, по ее выражению, превратилась в моральную развалину. Гуля замужем пока не была и в роли чьей-то жены себя даже не видела.
— Наташ, куда балкон выходит? — спросила Гуля, когда напарница вернулась.
— На лесопосадку, — вздохнула Наталья, протирая очки салфеткой. — Тропинку видно, гаражи, дальше шоссе это дебильное, как его…
— Петля.
— Угу. А за ним еще лес.
— И оба окна туда же?
— Ну да.
— Здоровски! — Гуля накрыла кружки блюдцами и присела к столу. На кухне было тесновато. — Как выбираться будем, если что?
— Не знаю. Если что, нам с тобой того… — Наталья жестом изобразила перерезание горла. — Я с балкона сигать не собираюсь. Я вообще больше на него не пойду.
— Почему?
— По-моему, он еле держится. Ветер посильнее дунет — сорвет.
Они помолчали, думая об одном и том же.
— Людей не видала? — грустно спросила Гуля.
— Ни-ко-го. И мы никогошеньки не видели, пока перлись с остановки. И в автобусе с нами никого не было. Давай смотреть правде в глаза, Гулечка. Мы с тобой сидим в чертовом расселенном доме на окраине чертова расселенного района. В квартире, где спилось до смерти не одно поколение алкашей.
— Но он-то не спился? — Гуля мотнула головой в сторону прихожей. Их, сидящих на кухне, отделяли от входной двери две комнаты, и это радовало. Огорчало, что ванная-туалет располагались рядом с дверью.
— Нет, — дрогнувшим голосом ответила Наталья и нервно взъерошила свою короткую челку. — Он не спился.
— Как думаешь, он настоящий?
— Да. Он настоящий. Я плечо пощупала — стылый, как ледышка. Агент сказал — ну, сама слышала — это байкер. Врезался на полной скорости в отбойник, потом кинуло под иномарку в левом ряду. Как по левым рядам гоняют, небось сама видела. Он весь шитый. И еще. Они его не бальзамировали. Он тухнет изнутри, если понимаешь, о чем я.
— Тухнет… изнутри? — сглотнула Гуля.
— Ты запашок не учуяла, не?
— Я же с насморком. — Гуля хлюпнула носом.
— Странно, должно было прошибить. По ходу, ему уже третий день идёт, или четвертый. За две недели сгниет до костей. Надеюсь, нас туда больше не поведут.
Несколько секунд они сидели тихо и прислушивались к доносящимся извне звукам. Но только лампа потрескивала на лестничной площадке.
— Вещички-то из квартиры не вынесли, — сказала Гуля. — Почему, интересно?
— А тебе не все равно? Может, кого-то из хозяев наших хата. Хотя, нет, больно всё дешевое и старое. Трюмо и то заплесневело.
— Давай пить чай. Господи боже. А мне ведь еще надо в туалет!
— Ну так и что? Пять шагов сделать не можешь? Дверь-то бронированная… Да и душ когда-то надо будет принять.
— Дверь бронированная, — согласилась Гуля, меланхолично кроша в тарелку бисквит. — Проблема в том, что на ней нет ни щеколды, ни цепочки. И ключей у нас нет. А кто-то может открыть ее снаружи.
— Твою мать-то, Гюльнара! — воскликнула Наталья. — Себя накручиваешь, и у меня сейчас тоже кондрашка начнется. Естественно, ее откроют снаружи! В контракте так и написано: эксперимент прекращается по истечении срока в четырнадцать дней. Ее просто обязаны открыть. Блин! — она вскочила и ринулась на балкон с сигаретами.
Гуля крадучись прошмыгнула в туалет. Чаю ей уже не хотелось.
* * *
Срок в две недели приняли за оптимально целесообразный. За это время эксперименту полагалось либо увенчаться успехом, либо провалиться и показать полную несостоятельность теоретической базы. Однако в протоколе записано, что «стадия номер один» наступила в расчетный период — между двумя и тремя часами ночи первых суток. Судя по некоторым ремаркам автора отчета, в идеале планировалось, что проект «Траурная квартира» даст свои результаты в 72 часа.
Самое главное — они безупречно правильно расставили компоненты, потребные для «инициации».
* * *
Наталье безбожно хотелось на боковую, но она побаивалась ложиться. Потому что Гулю наверняка тоже сморит, и… Что — и? И ну его в баню, лучше накачаться кофем. Эти уроды не только телевизора им не оставили, но и спиртное наотрез запретили. Мужик перед уходом спецом проверил их багаж. Деликатный, как жопа, извинился, но обыскивал профессионально: не иначе милиционер бывший. А сейчас бы хлопнуть рюмочку…
— Наташ, давай по чесноку, — предложила Гуля. — Ты как считаешь, на кой нас тут закрыли, да еще подселили по соседству убившегося байкера?
Наташа цокнула языком. Рассуждать контрактом не запрещалось, почему бы и не? А то сидят как на поминках и друг на друга зевают.
— Они ждут, пока мы свихнемся, — наконец, выдала она версию. — То есть, сколько у нас это займет. Ну, чтобы крыша совсем протекла. Нас развели как лохушек. Свои гонорары мы потратить не сможем, потому что после эксперимента нас признают недееспособными.
— В дурку упекут?
— Как вариант.
Гуля обдумала этот вариант.
— Не, Наталь, ты чего-то перегибаешь. Вот зачем кому-то знать, через сколько мы свихнемся? Небось, такие опыты уже сто раз ставились!
— Ты себе противоречишь, — устало возразила Наталья. — Если это незачем знать, то и опыты ставить незачем, так?
— Ну, так, — нехотя согласилась Гуля.
— К тому же, сам по себе эксперимент уж больно специфический. Сомневаюсь, что он может иметь какое-то научное значение.
— А куда этот подевался? Ну, агент?
— Он мне не отчитывался, — огрызнулась Наталья. — Но вот хочешь верь, хочешь нет — задницей чую, сейчас он отсюда далеко. Мы здесь одни. Сечешь фишку?
— Не-ет, — соврала Гуля. Фишку-то она секла, но ей опять нужно было в туалет, а при мысли о том, чтобы приблизиться к двери, пусть и бронированной хоть в десять слоев, ноги делались как ватные.
— Одни. Втроем. Ты, я и байкер. Вся клюква в этом. Любовный треугольник, блин. Что это значит, я не догоняю. Налей водички в чайник, будь любезна.
Замерев на секунду, Гуля вновь вслушалась в звуки. Но единственным, хотя и весьма отчетливым, звуком была истерическая нотка в голосе Натальи.
— 3 —
Ночь они пересидели на кухне, пытаясь отвлечься «светской беседой». Наталья поведала о том, как ее тормознули гаишники, когда она, выпив на корпоративе банку яги, ехала домой. Не бросать же новенькую «ласточку» на неохраняемой парковке. Прав ее лишили полюбасу, но главная неприятность подстерегала на посту ГАИ, где мент в штатском вытряхнул на стол ее сумочку, и, порывшись в косметике, показал оторопевшей «гражданке Яковенко» пакетик с белым порошком. Наталья принялась вопить, что это — не ее, но мент посоветовал ей заткнуться и писать чистосердечное, а то будет хуже. Мгновенно протрезвевшая Наталья смекнула, что попала под рейд, и навесить на нее могут столько всего, что остаток жизни она проведет за решеткой. На суде ей припаяли четыре года, а выпустили по амнистии за примерное поведение.
Гуля, которая не могла похвастаться столь же насыщенной биографией, рассказала, что вскрывать себе вены — полная хрень, и что в больнице суицидников вообще за людей не держат. Диалог неуклонно скатывался именно туда, куда подругам по несчастью совсем не хотелось, но за окнами уже светало. К семи утра женщины едва не падали с табуреток, и к половине восьмого всё же отважились лечь спать.
(В протоколе интервал с семи до трех часов охарактеризован как «понижение амплитуды». Похоже, какие-то приборы всё же применялись, замерители магнитно-резонансных колебаний или что-то вроде. Скорее, с накопителями данных, не передающих результаты измерений напрямую, а предназначенных для последующего анализа. Обмен данными в режиме реального времени нарушил бы чистоту эксперимента).
Очевидно, что в первый раз разговор свернул в опасное русло с наступлением сумерек следующего дня.
* * *
— Ты не помнишь, на лестнице свет есть, нет? — спросила Гуля. Она делала бутерброды с сыром на двоих, хотя аппетита ни у нее, ни у Натальи не было. Мелькнула мысль, что все испробованные Натальей диеты — фигня в сравнении с ЭТИМ.
— Там же лампада длинная, люминесцент как бы. А что?
— Давай в глазок посмотрим?
— А глазка нет! — злорадно ответила Наталья. — И вообще, уймись уже. Ты что — сама себе репортер?
Гуля осторожно выглянула в прихожую и убедилась, что напарница не врет. Глазка у двери не было.
— Ну, там есть скважина для ключа, — пробормотала она.
— Я в нее смотреть не буду, и тебе запрещаю, — отрезала Наталья. — Чего проще — ткнуть в скважину гвоздем. Останешься без глаза, а здесь даже йода нету.
— Наташ, ну неужели ты серьезно думаешь, что кто-то караулит за дверью, чтобы сунуть в замок гвоздем? — Гуля чуть не обрезалась ножом и пискнула: «Ой». — Какой в этом смысл?
— Давай так, Гулечка. Я запарилась искать смысл, и единственное, на что я надеюсь — что проживу эти две недели, то есть тринадцать дней уже, и уберусь отсюда в здравом уме и твердой памяти. Какой смысл запирать нас в десяти шагах от морга на дому? Твои предположения?
— А знаешь, — Гуля надкусила бутерброд, несколько секунд сосредоточенно жевала. — А знаешь, тут какое-то неравноправие, чтобы не сказать хуже. Нас-то он запер. А байкера — нет.
Наталья всплеснула руками.
— Мария Магдалина, заступница всех убогих! — воскликнула она. — Гулька! Знай я, что ты такая… сказочница, я бы запросила полтос сверху! На что ты сейчас пытаешься намекнуть?!
— Ни на что, — упрямо пробубнила Гуля. — Я ни на что не пытаюсь намекнуть. То есть, я намекаю на другое. Агент на два оборота замки запирал, верно?
— Верно. На два. Мне ли не сосчитать — наслушалась в СИЗО этих оборотов.
— Ну вот. А если сделать один оборот туда, да один обратно, и так же со вторым замком, то получается что? — Ветер зашуршал ветвями деревьев на задворке, и Гуля, поперхнувшись, вытаращенными глазами уставилась на окно. — И получается, — она сглотнула, — что мы с тобой сидим тут, совсем не запертые. Свободные, как птицы. И можем идти куда угодно. Хоть байкера отпевать. Тем более, по контракту это позволено. Что скажешь?
— Скажу, что вляпались мы с тобой в дерьмо по самые твои клипсы, — буркнула Наталья.
* * *
На цыпочках, крепко держась за руки, женщины прошли через прихожую и остановились возле двери. Сердце у каждой колотилось так, словно вот-вот могло выпрыгнуть и ускакать по полу.
— Наверное, зря мы это, — прошептала Гуля. — Наташ, не надо, Наташ…
— Я только попробую, — зашипела Наталья, и, вырвав свою ладонь из судорожно вцепившихся пальцев Гули, положила ее на ручку двери.
Оставалось опустить ее вниз и толкнуть дверь от себя. Но Наталья не сделала ни того, ни другого.
— Черте что… — пролепетала она и попятилась. Гуля шарахнулась мимо нее обратно в кухню.
* * *
— Во запутка! — сказала Наталья. — Мы заперты или нет? Вот всё, что я хочу знать. Но я хочу знать это наверняка.
— Зачем тебе это знать? — уныло осведомилась Гуля, промокая рот салфеткой. Только что она выкурила первую в своей жизни сигарету и едва успела добежать до унитаза: ее вырвало.
— Затем. Мне что, повторить всё заново? Мы в расселенной части города. Без охраны. Без даже вшивого газового баллончика. Ты не заначила? Вот и я нет. Мне просто страшно, вдруг сюда какие-нибудь отморозки толпой завалят? Увидят окна освещенные, ну и наведаются на огонек. Учти, я групповухой не увлекаюсь.
— Но по контракту нам ведь гарантирована неприкосновенность…
— Я ни хрена не верю их гарантиям. Давай припрем дверь столом.
— Давай. А еду на чем готовить?
— На полу.
— Неудобно. Да и стол этот… как перышко легкий, хлипкий. Ножки шатаются. Толку никакого.
— Точно. Тогда давай припрем кроватью. Уж спать-то на полу вполне удобно, отвечаю.
— Да, но… Мы не можем ничего припереть. Дверь-то открывается наружу!
Наталья со свистом выдохнула сквозь зубы воздух.
— Я заметила, что наружу! Если она вообще открывается. Завязывай нудить и помоги мне вытащить из комнаты кровать. Обе кровати! Они тяжелые. Какая-никакая, а защита. Успеем позвать на помощь, если что… — Наталья осеклась, перехватив исполненный безнадежности Гулин взгляд. Да, действительно. Позвать на помощь. Она сделала уже ходок двадцать на балкон (наплевав на его аварийное состояние), и не видела внизу ни единой живой души. Хоть обкричись — никто не услышит. Всё продумано до мелочей. Что бы ни настигло их в этой квартире на девятом этаже панельной расселенки — оно настигнет только ИХ.
Наталья сняла очки, повертела их в руке и надела обратно.
— Кажется, я всё поняла, — сообщила она. — Нас тестируют на барьер страха, ясно? Дверь может быть закрыта, может быть открыта, никакой разницы. Просто мы сами носу отсюда не высунем.
— Как это?
— Да вот так. Никто же ведь не может знать наверняка, вдруг ты замки шпилькой вскрывать умеешь? Или я, я ж вообще уголовница по понятиям. Но замки ни при чем. Главный замок — в нас самих. Мы сами себя заперли. От страха.
***
Отрезок времени с полуночи до четырех в протоколе помечен как «Скачок амплитуды» (с тремя восклицательными знаками). Безымянный контролер (его личность не установлена; свои обязанности он выполнял полностью экипированным, но без документов либо именно их забрали с трупа) пишет о «предвестьях», сопровождающих амплитудное возрастание, и о том, что предварительный график выдерживается без погрешностей.
«Происходит отстройка подсознания от знаний, опыта и логики. Перелом состоится в ближайшие часы, но, возможно, это займет неполные сутки. Ожидание событий явственно превалирует над здравым смыслом».
— 4 —
Днем они отоспались, расстелив одеяла в кухне на полу. Это был неспокойный, полный кошмаров сон. Гуля проснулась и тут же затаила дыхание. Ей показалось, что за дверью, у самого порога, шаркнули, давя сухую пыль, подошвы. Рядом заскулила во сне Наталья, и Гуля, поборов оцепенение, встряхнула ее за плечо.
— Что? — Наталья мгновенно открыла глаза и принялась нашаривать очки.
— Кто-то за дверью ходит.
— Быть того не может!
— Тише, не кричи ты так. Конечно, не может. Но у меня уже нервы на взводе, еще чуток и окочурюсь с перепугу.
Наталья подышала на линзы и протерла их о наволочку.
— Сколько времени? — спросила она.
— Без понятия. Да хоть шестьдесят одна минута двадцать пятого! Я часы на раковине оставила, когда мылась. Что это шумит так?
— Дождь пошел, — ответила Наталья, обернувшись к окну.
Крупные капли воды барабанили по ржавым подоконникам, заливали стекла. Женщины выглянули в прихожую. «Баррикада» из кроватей выглядела нетронутой, дверь была закрыта. По крайней мере, СЕЙЧАС она была закрыта. Наталья взяла сигареты, зажигалку.
— Наташа, пожалуйста, кури здесь, — взмолилась Гуля. — Я заору, если ты уйдешь на балкон.
Наталья чиркнула зажигалкой и глубоко затянулась, пуская дым ноздрями.
— Ты не созрела, чтобы проверить лестничную клетку? — спросила она.
— Нет, ни в коем случае! — вздрогнула Гуля. — Еще скажи — байкера проверить.
— И как, по-твоему, мы выдержим еще двенадцать дней?
— Мы не выдержим, — обреченно ответила Гуля. — Я — точно не выдержу. Если начну биться башкой об стену, свяжи меня простыней.
— Неплохая идея, — одобрила Наталья. — Простыней у нас аж четыре комплекта, плюс пододеяльники, плюс занавески… нет, занавески не подойдут, старые. В принципе, можем сварганить канат и спуститься вниз. НПК «Апейрон» может идти нахрен со своим контрактом. Я им не крыса лабораторная.
Гуля пожала плечами.
— Наташ, извини, но ты несешь ахинею. Я просто молчу о том, что мы не умеем вязать простыни в узлы. Я только напоминаю тебе, что это девятый этаж. А я больше метра на руках не проползу. Я художница, а не альпинистка. Посмотри на мои руки, если сомневаешься.
Наталья посмотрела на свои.
— У меня синяки, как ты за меня вчера держалась, — сказала она. — Хватка у тебя мертвая, когда приспичит. Ладно, проехали. Дурацкая идея. Ну, допустим, одна из нас доберется до низу, не разобьется. Кто там ждет? Допустим, не разобьемся обе, и дальше чего? Пешком обратно через квартал? КТО нас догонит?
— Наташ, скажи мне правду, — попросила Гуля. — Наташ… Ты думаешь, он может… встать?
Наталья прикурила новую сигарету от бычка и затушила его водой из-под крана. Бросила в раковину.
— Нет, я не думаю, что он может встать. Я думаю, он уже встал. Вылез из своего гроба. И ты думаешь то же самое. И наверняка это так и есть.
* * *
Мне удалось получить характеристики обеих участниц проекта «Траурная квартира»: на Яковенко — из ИТК, на Алимову — из больницы, в которой ее откачали после попытки покончить с собой.
Я не профессиональный психолог, но, по-моему, эти женщины идеально подходили для эксперимента, при котором объективная реальность ставится в зависимость от человеческого сознания. Внушаемость, мнительность, симптомы паранойи, неспособность критически анализировать простейшие факты — всё это так или иначе свойственно большинству людей, но у них превышало все допустимые нормы. Удивительно, как они задолго до проекта не очутились на принудительном лечении: обе шли по жизни, как по краю пропасти…
Для Гюльнары Алимовой уже второе пробуждение в квартире на девятом этаже стало переломным моментом. Реальность стремительно от нее ускользала, и она уже не могла ее удержать. Но вот Наталья могла еще пытаться хоть что-то разложить по полочкам. Самый разумный аргумент так и напрашивается, и сопротивляющаяся из последних сил Яковенко пустила его в ход.
* **
— Актёр, — произнесла Наталья, бездумно глядя куда-то за окно. Дождь лил не переставая.
— Что-что? — переспросила Гуля.
— Актёр хренов, — со злостью рявкнула Наталья, щуря близорукие глаза. — Вот тебе и весь эксперимент. Если ты выглянешь в скважину, то увидишь актёра. Он бродит туда-сюда из квартиры на лестницу, и на роже у него толстенный грим, и заплатка, как у того, на лбу, но это актёр.
— А байкер что же?
— Байкер полеживает себе, где лежал. Мы ведь хату не осматривали, так? Они спрятали актёра, может быть, в ванной, или на балконе. Нам только показали мертвеца.
— А почему актёр не мог лежать прямо в гробу? Зачем столько сложностей?
Наталья нахмурилась.
— Не лежал. То есть, труп там есть, к гадалке не ходи. Запашок убойный. Вряд ли такой новый спрей — «Аромат могилы гнойной»…
— Наташа, не надо про могилы. Очень тебя прошу.
— Гуль, ты ничего не жрала из холодильника? — резко спросила Наталья.
— Нет... — опешила Гуля. — Мы же договорились. Только то, что с собой принесли.
— Чай-кофе тоже наши?
— Да ясный день, я ихний паёк подальше в буфет задвинула. А что?
— А то. Мы обе будто галлюциногенов обдолбились. На полном серьезе базарим о ходячих мертвяках. Причем — заметила? — по барабану, что они не ходят. У нас одно на уме — как бы он до нас не добрался.
Гуля налила в чайник воды, зажгла конфорку.
— Мне тут пришло в голову, — сказала она. — Ведь очень много таких случаев. Только в глуши. В забытых Богом сёлах, где нет церкви, и людей мало. Когда кого-нибудь хоронят… он приходит в ночь и стоит у ограды. Об этом даже пишут в газетах. Но обязательно в желтых, потому что федеральная пресса такой материал не примет. А желтой прессе не верит никто, даже оголтелые фанатики. Потому что если бы кто-то такое задокументировал, со всеми доказательствами, то это… это…
— Это было бы слишком круто, — подсказала Наталья.
— Да. Слишком круто, — кивнула Гуля.
— Если такое, как ты мне втираешь, где-то случалось, врубаешься, что это значит? Это значит — мы ни черта не знаем о том, как весь этот мир устроен. Мы с тобой не знаем и долбанные ученые тоже не знают. Слышь, давай успокаиваться помаленьку. Мы городские девчонки. И мы не в деревне. В городе. В своей среде.
— Нет, ты не поняла. Неважно, деревня это или город. Важно, что мы одни. Мы и покойник. И мы обе знаем: завтра, послезавтра — он постучится в дверь. Или позвонит. Может быть, он уже сейчас протягивает руку к…
Наталья взвизгнула.
— Заткнись, Гюльнара, или здесь станет на одну покойницу больше!!! Не смей играть со мной в игры, слышь?! Ты сама-то не засланная, не?
— Дурдом на выезде, блять!!! — заверещала в ответ Гуля и метнулась в прихожую. Впрочем, она тут же пулей влетела обратно на кухню.
Обе присмирели.
— Актёр, говоришь… — пробормотала Гуля. — Актёр. Кино. Жизнь — это кино, прикинь. Сначала оно есть, потому что есть ты. А потом ты умираешь, и кино вроде как заканчивается. Финиш. Титры. Но у пленки есть продолжение, и кто-то его включает. И дальше ты есть, потому что есть кино… Бред.
Она забилась в угол и расплакалась.
* * *
Ночью они разговаривали вполголоса. Боялись, что если будут говорить громко, Второе Пришествие застанет их врасплох, и они не успеют добежать до балкона. О балконе они не говорили — просто прочли мысли друг друга. Если ЭТО произойдет, оставаться в квартире нельзя ни на секунду. Чего бы то ни стоило.
— Ты чувствуешь? — спросила Наталья, докуривая очередную сигарету. Вместо пепельницы она использовала пустую банку из-под кофе. — Вокруг всё другое. Другая реальность.
— Но почему так?
— Потому что нет никого, кто мог бы нам сказать: девчата, всё нормально, у вас просто шкалит воображение. А мы сами уже четко знаем: ничего не запрещено. Природа ничего не запрещает, Вселенная на всё забила болт. Мертвецы могут вставать, двигаться, перемещаться. Это абсурд, но это так. Наверное, это какой-то закон для… для уединенных местечек, вроде того, куда нас заманили. Про деревни ты… в самую точку.
— Я чувствую, что всё как-то изменилось, — ответила Гуля. — Если сейчас ОН войдет… я приму это как должное. Да, я нырну с балкона. Но он войдет. Я уверена. Он… он… но он ведь уже не человек. Он не может думать, как человек. Что у него в мозгах?
— Не в мозгах, — мрачно поправила Наталья. — Мозги его пропустило через радиатор. Ушлепок катался без шлема. У него остались какие-то рефлексы, мышечные. Или им кто-то с Луны управляет. А вообще, знаешь, что я думаю? Та часть мира, которая в этом доме, и которая вокруг него, она уже существует не по своим законам. Это мы ею управляем, своим страхом. Страх — сила. — Она поднесла к глазам часы. — Без семи минут два. Давай спать по очереди.
— Я не хочу спать по очереди, — стервозным тоном откликнулась Гуля. — Я хочу домой, Наталья. К маме.
— Ох, Гюльнара, не смеши мои крашеные седины. С мамой ты, скорее всего, больше не увидишься. Вернее, увидишься, но ее не узнаешь. И она тебя не узнает после инсулиновой терапии.
— Нуууу… — заныла Гуля, но Наталья ее перебила:
— Тихо! Ничего не слышала?
Гуля оборвала своё нытье и вытянула шею, напрягая слух.
— Нет… А ты?
— Кто-то вопил. Только что.
— Ну правильно, — запинаясь, выговорила Гуля. — Это он. Байкер. Воскрес и орёт. Наверное, ТАМ очень страшно, в смерти, только кричать уже нельзя.
Она медленно отступала к балкону, а за ее спиной шевелились от ветра занавески.
Наталья протянула руку и схватила ее за щиколотку.
— Стоять, дура. Рано еще. Это не покойник вопит.
— А кто?!
— Ты объявление помнишь, по которому с фирмой связывалась?
— Ну? — Гуля опустилась на корточки и прижалась к напарнице. Обеих била дрожь.
— «Спешите, количество вакансий ограничено до трех». Считать умеешь? Нас здесь двое. ГДЕ ТРЕТИЙ?
Словно в ответ на ее вопрос где-то рядом разбилось стекло. Безмолвие пригородной ночи разорвал пронзительный крик. Он отзвучал за секунду и сменился жутким влажным треском, как будто хищный зверь-людоед раздирал когтями огромный кусок сочащейся кровью плоти. Вновь зазвенели стекла — одно, другое, третье.
А затем лестничная площадка наполнилась грохотом. И — это уже не было обманом слуха, порожденным воспаленной фантазией — кто-то зашагал по пыльному кафелю, не то удаляясь, не то двигаясь прямо к их (незапертой!!!) двери.
По линолеуму пополз удушающий запах гнили, как будто на лестничной площадке вывернули мешок мусора и старого грязного белья…
* * *
Я подозреваю, что срыв эксперимента, столь виртуозно просчитанного и достигшего «третий стадии на максимальном значении амплитуды», целиком и полностью на совести госпожи Яковенко. Ушлая девица пренебрегла пунктом о неразглашении и подстраховалась на случай, если НПК «Апейрон» предпримет что-нибудь совсем противоестественное.
Приемщик заказов, работавший в ночную смену в ресторане «Пицца Адмирал», сообщил примерно следующее. Мужик, вызвавший курьера, был под хмельком, но в меню разбирался толково и даже возмутился, узнав, что в наличии нет его любимого горчичного соуса. Да, сотрудники «Адмирала» в курсе, что жители Опольцево расселены по другим районам, но пиццу заказывают в разные места, включая законсервированные стройки и пикники в лесу. Оснований для отказа не было.
Видимо, Наталья обратилась за помощью к бывшему мужу, с которым иногда общалась. «Запомни адрес, не записывай, — сказала она. — Шоссе Опольцево-петля, дом 15 корпус 3. Прикинься пьяным — если что, отмажешься, мол, адрес попутал. Позвони суток через трое, если сама на связь не выйду. И постарайся, чтобы курьера обязательно послали! Мне всего лишь надо, чтобы кто-нибудь зашел в дом. Не факт, что меня это от чего-то спасёт. Но хоть какой-то шанс». Но мужу Натальи незачем было прикидываться пьяным — он и без того запойный. Посреди ночи он вспомнил о данном обещании и позвонил в пиццерию…
Так в самый ответственный момент в девятиэтажке появился посторонний, ничего не ожидающий человек. Его появление скорректировало ход событий нежелательным и непредвиденным образом.
Доставщик, очевидно, с одного взгляда определил, КТО вышел ему навстречу из подъезда, а то и столкнулся с ним в тамбуре. Он выронил термосумку, упаковку пива, и ринулся к машине. Если бы он не заглушил двигатель (как это обычно делают вечно спешащие курьеры), это спасло бы ему жизнь. Но район пользовался недоброй славой, и водитель предпочел забрать ключ зажигания с собой. Несколько секунд, ушедших на то, чтобы включить машину и развернуться, дали фатальную нагрузку на сердце. Он успел покинуть обезлюдевший квартал, но на прямой к шоссе сердце остановилось, а правая нога продолжала давить на педаль газа.
В протоколе по этому поводу сказано: «По форс-мажорным обстоятельствам объект потерян из поля зрения. Намерен принять меры к поиску и возобновлению наблюдения. Так же неизвестна судьба фрилансера «Альфа», прошу уточнить».
* * *
В этой истории есть еще много белых — точнее, черных пятен. Осталась за кадром группа лиц, подготовивших и осуществивших беспрецедентное полевое испытание по инженерии причин и следствий, мистический НПК «Апейрон». С одной стороны — эксперимент удался. С другой — продукт его канул в неизвестность, и «естествоиспытатели» лишились контрольного образца. В смежном с Опольцево жилом районе я сфотографировал «на добрую память» объявление на столбе: «Вы видели этого мужчину?». Ниже был подверстан устрашающий фоторобот и примечание: «Ушел из дома и не вернулся. Одет в черную куртку «косуха», черную водолазку и джинсы, волосы длинные. Любая информация будет принята с благодарностью и вознаграждена».
Меньше всех повезло фрилансеру «Альфа». Этот несчастный, в соответствии с планом экспериментаторов, обречен был находиться не по соседству, а в одной квартире с мертвецом, в полной изоляции. Именно он стал основным генератором перелома реальности. Как он ни убеждал себя, что трупы не оживают, потому что «так не положено», он всё меньше верил в этот постулат. И ночью третьих суток законы бытия изменились.
Может быть, бедняга закемарил за столом, уронив тяжелую, чугунную от утомления голову. А проснулся от того, что чья-то рука легла на его плечо.
* * *
Согласно результатам вскрытия, смерть мужчины, найденного за насыпью вспомогательной ветки, наступила днем, уже после того, как из придорожного кювета извлекли разбитую «Оку» с эмблемой пиццерии. Агент НПК «Апейрон» явно был человеком с гипертрофированным чувством ответственности: на свой страх и риск он прочесывал квартал и прилегающую местность, высматривая на земле следы чоперов сорок третьего размера.
Но тот, на ком эти чоперы были надеты, увидел его первым.
Думаю, агент недооценил уровень опасности. И не только он: если бы научные руководители проекта могли промоделировать поведение воскресшего, они бы предостерегли наблюдателя от излишней активности. Но самая буйная фантазия вряд ли может охватить весь диапазон эмоций существа, неожиданно оказавшегося в недавно покинутом теле, которое к тому же безобразно сшито из кусков и мало пригодно «к употреблению».
Разложив пасьянс из причин и следствий, сотворили монстра.
Сотворенный, он увидел себя в зеркало. Заглянул в свои мертвые глаза и увидел в них смерть. Тогда он разбил в квартире зеркала и надел темные очки, оброненные беглецом. Чтобы никто больше в его глаза не заглядывал. Ведь его не воскресили, а лишь задали телу функцию, канонами бытия не предусмотренную — перемещаться в пространстве. Его судьба от этого никак не изменилась, мотоцикл не вернулся колесами обратно на трассу, а развороченные куски черепа не срослись.
Я закоснелый атеист, и то молюсь, чтобы в разлагающемся теле не осталось ни единой молекулы ДНК для этики. Но вряд ли это так. По всем признакам, он прятался. Нелепо, стыдно и страшно разгуливать мертвым среди живых людей. Людей поблизости не было — опустевший район на время укрыл его, пока «контролер», проявив изрядное рвение, не разыскал его убежище. Себе на беду.
Уж не по заслугам ли он получил? Нет изуверов хуже естествоиспытателей. Вселенная прощает нам преодоление законов физики техническими ухищрениями. Но контрафактов она не приемлет.
Ключевые слова: Странные люди живые мертвецы смерть агент бюро