Однажды услышав
В тот всем известный слякотно-серый период, когда зима медленно переходит в весну, отчаянно сопротивляясь и не желая сдавать крепко занятые позиции, меня угораздило попасть в больницу с аппендицитом. Случилось это в пятницу днем, к вечеру меня прооперировали и на все выходные оставили «под наблюдением». Домой я не стремился - родители уехали к родственникам в Тверь, так что меня никто не ждал, к тому же чувствовал я себя откровенно хреново, поэтому сопротивления больничному режиму оказывать не стал. Таких, как я «счастливчиков», которых угораздило свалиться под выходные, оказалось немного, больница выглядела белой пустыней, в которой был слышен каждый звук. Оживление было лишь в правом крыле, где расположилось родильное отделение, да внизу, где была районная поликлиника, зачем-то прицепленная к зданию больницы. Здесь же, на втором этаже, где мне предстояло провести ближайшие несколько дней, людей было мало, и в палате, рассчитанной на восемь человек, помимо меня обитал всего один пациент.Мы познакомились на следующий день после моего прибытия. В пятницу вечером, после операции, я был не в состоянии ни шевелиться, ни разговаривать, ни даже осматривать палату. В субботу же, когда действие наркоза окончательно отпустило, я проснулся утром, перед самым обходом, резко сел в кровати, что стоило мне довольно ощутимой боли в правом боку, где находился свежий шов, и оглядел палату. Шесть пустующих коек, не застеленных постельным бельем, выглядели удручающе. Со стен осыпалась штукатурка, стекла в некоторых плафонах были выбиты, деревянное окно было оклеено скотчем, из-под которого клочьями торчала вата, вверху скотч был кем-то ободран, с целью открывания форточки. У двери был умывальник с потрескавшейся от времени раковиной, из крана капала вода. Над ним висело замыленное зеркало, и пластиковая полочка для мыла. Рядом с ним на одну из пустых коек было брошено вафельное полотенце того желто-белого цвета, который принимают большинство казенных вещей в подобных местах.
Закончив осматривать интерьер, я, наконец, заметил человека сидящего на койке у окна. Он сидел ко мне спиной, что-то сосредоточенно рассматривая на подоконнике. Я лег обратно на кровать. В данный конкретный момент мне не было до соседа никакого дела, хотелось есть, но я знал, что до самого обеда этой мечты мне не осуществить. Я лежал, глядя на потолок с осыпающейся штукатуркой, которая навевала тоску, особенно, в сочетание с капавшей из крана водой. Сосед не отрывался от своего занятия, периодически чертыхался, и, наконец, мне все же стало интересно, чем он занят. Врача, который зашел бы навестить нас в обход, все никак не было, поэтому я поднялся с кровати и попытался разглядеть, чем занят мой молчаливый «сокамерник». В первую же секунду меня постигло разочарование- на подоконнике стояло разобранное старое радио, и сосед собирал его заново. Вероятно, чувство «взгляда в спину» все же существует, поскольку через несколько мгновений моего наблюдения, сосед обернулся и встретился со мной взглядом.
- Доброе утро, - сказал я первое, что пришло на ум. Получилось довольно глупо.
- Доброе, - нехотя согласился сосед. – Вы надолго здесь?
- Надеюсь, что нет, - честно признался я. - А Вы?
- Я еще на две недели. Язва обострилась, черт бы ее побрал.
Я сочувственно кивнул.
- Меня Славой зовут, - сказал сосед.- А Вас?
Я представился в ответ. Уже через пять минут разговора, которые обычно называют обо всем, мы перешли на «ты», словно были знакомы сто лет. Обхода до сих пор не было, поэтому нас ничего не отвлекало. К приходу врача мы успели обсудить множество различных вещей, начиная с учебы в институте и заканчивая фильмами, которые советовали друг другу, и обменяться адресами электронной почты. Врачиха – женщина лет пятидесяти с темными волосами, собранными в хвост на затылке, с суровым взглядом из-под очков в роговой оправе, подтвердила мои надежды- через три дня я мог надеяться на выписку. Славины догадки насчет его двухнедельного пребывания в этих стенах она подтвердила также. Сосед отреагировал на эту новость спокойно, а когда она ушла, вернулся к своему радио. Уже увлеченно перебирая приемник, он сказал мне, не оборачиваясь:
- Все-таки обидно, если я останусь здесь один, и никто не увидит, вышло у меня или нет.
В тот, первый раз, я не придал его словам особого значения. Кажется, даже не поинтересовался, что он имел в виду. Возможно, меня грела мысль о скором освобождении из плена белых стен и пустых коек, и все остальное отходило на второй план. Однако вышло так, что я все же узнал, что хотел сказать Слава тогда, в тот самый первый наш разговор, который служил чем-то вроде прелюдии к тем событиям, свидетелем которых мне предстояло стать.
На следующее утро к нам подселили еще одного пациента - деда, которому было далеко за восемьдесят. Он кашлял целыми днями, а когда его отпускало, начинал неистово проклинать врачей за плохое лечение. Возле него постоянно дежурила медсестра, готовая оказать помощь, но это, казалось, раззадоривало его еще больше. Находиться в палате стало практически невыносимо. Слава, несмотря на свою язву, курил часто и подолгу. Это давало ему повод несколько раз за день уходить из палаты в коридор между этажами, где было холодно и пахло сыростью, и отдыхать там от шумного соседа. После перекура он возвращался к радио. Я не курил и жалел об этом, пожалуй, впервые в жизни, потому что мне идти из палаты было некуда. Разве что, шататься по больничным коридорам, надеясь, что редкие посетители примут меня за привидение. К вечеру воскресенья, когда дед опять разбушевался, Слава позвал меня покурить с ним. Мы стояли на лестничном пролете между этажами, снизу ощутимо дуло от открытой двери черного хода, сверху слышались приглушенные голоса, в воздухе витали дымные кольца. Сначала стояли молча, наслаждаясь резким контрастом между шумом нашей палаты и этим приглушенным коридором, откуда звуки были слышны как будто сквозь плотную вату. Затем, когда сигарета в руках Славы обгорела до самого фильтра, он спросил:
- Ты веришь, что там что-то есть?
- Где - там?
- Там, за чертой. Куда девается то, что мы зовем душой? Мы надеемся, что она бессмертна, но правда в том, что мы ничего не знаем об этом. Никто не возвращается обратно, не может рассказать… Люди столетиями строят догадки на этот счет, спорят, доходя до убийств на этой почве. Но на самом деле - не знает никто… И всех их, не знающих, строящих догадки, ведет страх, заставляет искать доказательства, пытаться убедить самих себя, что нет абсолютной пустоты, есть путь дальше… И надеяться, что когда-нибудь изобретут что-то, позволяющее не шагать за черту, а может, вернуться назад…
Слава помолчал, потом посмотрел на меня. Я не мог ответить, потому что не знал, какого ответа он от меня ждет. Я не строил догадок на этот счет, если говорить честно, я просто боялся, как боится каждый из нас, любой, даже тот, кто бравирует на публику. Страх неизвестности- такой привычный, такой естественный, присущий каждому человеку в той или иной степени, заставлял меня откладывать эту тему как можно дольше. Поэтому теперь я никак не мог подобрать нужных слов, но мой сосед словно и не ждал ответа.
- А если там все же что-то есть, как ты считаешь, могут ли они оттуда посылать нам какие-то сигналы?
- Я не знаю.
- И я не знаю. По крайней мере, пока…
Он снова помолчал, закурил еще одну сигарету и продолжал:
- Месяц назад умер мой дед. Он всегда хотел выяснить, что же там, дальше, потому что боялся. Очень боялся… И вот к старости увлекся ЭГФом. Купил радио, закрылся в комнате и стал его настраивать. Ну, поначалу ничего не было, шипение, шум, помехи. Но потом он стал сам не свой, постоянно закрывался и не расставался с этим радио ни на минуту. Ему что-то удалось, понимаешь? Он слышал что-то… Меня не было рядом, я не знаю, что именно ему удалось обнаружить. Мы не успели увидеться… Он оставил радио мне. Он надеялся, что я смогу продолжить то, что он начал. Там была поломка, неисправность, но я починил его. И скоро я попробую настроить его на нужную частоту.
Вероятно, Слава бы продолжил свой рассказ, но в этот момент в коридоре послышались шаги, и на лестнице появилась врачиха, которая вчера заходила к нам во время обхода. Она с недовольством посмотрела на сигарету в Славиной руке и сказала:
- Опять курите! Вам же запретили! Вы знаете, чем это грозит при Вашем диагнозе?
Мой сосед не стал спорить, выкинул сигарету, пообещал бросить, и мы направились в палату. Шумный дед, к счастью, уже уснул. Я тоже лег в кровать и, уже закрыв глаза, сквозь сон слышал, как Слава включил радио на минимальную громкость и начал что-то записывать в тонкую тетрадь в клеенчатой обложке.
Последующие две ночи своего пребывания в больнице я неизменно засыпал под этот тихий звук радио и негромкое чирканье карандаша по тетрадным листам. Чувствовал Слава себя в эти дни неважно, поэтому оба дня провел на процедурах, практически не бывая в палате. Его тетрадь одиноко лежала на прикроватной тумбочке, придавленная черной коробкой радио и тонким полосатым карандашом. В эти дни вынужденного больничного затворничества, когда общаться мне было фактически не с кем, я неоднократно мысленно возвращался к нашему со Славой разговору в коридоре между этажами. Теперь, когда у меня было время подумать, я мог бы выдвинуть несколько своих версий и попросить его рассказать побольше о его предположениях. Но Слава отсутствовал, и говорить мне было не с кем. В понедельник утром меня выписали, и я покинул больничную палату, так и не сумев поговорить с соседом еще раз. Мы не попрощались. Ночью я слышал как он снова включал радио и писал карандашом в тетради, а наутро он ушел из палаты прежде, чем я проснулся. Больницу я покидал со странным чувством – смесью облегчения и тоски, словно я одновременно избавился от чего-то тяготившего меня и чего-то не узнал.
По возвращении домой я сразу же попал в круговорот повседневных дел - неотвратимо надвигались первые весенние экзамены в институте. Вернулись родители, и в этом привычном течении жизни я быстро забыл о тех трех днях в больнице, когда одиночество и серость окружающего мира толкали меня к обычно несвойственным мне философским размышлениям. Практически позабыл я и о Славе, и о нашем разговоре в коридоре между этажами. Возможно, вся эта история так и осталась бы для меня перевернутой страницей, не слишком яркой, не стоящей того, чтобы ее запоминать, если бы однажды вечером мне на e-mail не пришло письмо от пользователя с ником «memories».
«Привет. Скорее всего ты меня не помнишь, люди редко запоминают таких как я - случайных встречных. Если же все-таки ты помнишь меня, то ты должен знать - у меня получилось. У меня получилось настроить приемник на нужную частоту, дед был прав. Нужно было только немного подождать… Я не верил, не верил до последнего, но сегодня у меня вышло. Я слышал, понимаешь, слышал! Ты можешь мне не верить. Я понимаю, многие сочтут меня сумасшедшим. Если ты тоже так считаешь - удали это письмо после прочтения. Мне просто нужно было сказать, потому что молчать об этом я не могу. Можешь не отвечать, я не жду ответа. Мне не нужно подтверждений моей нормальности или сумасшествия, в этом деле не может быть стопроцентной уверенности. К тому же, где гарантия того, что окружающие нормальнее меня? Мы все живем в собственной реальности, в собственном бреду, если выражаться точнее. Но у всех нас есть общие страхи, и главный общий страх, о котором мы говорили тогда, в коридоре. И если есть способ приоткрыть эту завесу тайну, то мне кажется, что я близок к тому, чтобы до него добраться. Отправлено в 00.40». Я перечитал письмо несколько раз. Теперь я четко представил себе коридор между этажами и ясно вспомнил каждое слово нашего разговора. Что он имел в виду? Каким образом смог приблизиться к разгадке? Мне хотелось расспросить его обо всем, поговорить, встретиться. Но вместо того, чтобы облечь свои вопросы в письмо, я написал всего одну строчку.
«Я помню тебя Отправлено 01.10»
Ответом мне было молчание. Слава не написал ничего ни на следующий день, ни через три дня. Однако письмо не шло у меня из головы. Я вспоминал, как он включал радио ночами в больнице и что-то записывал в тетрадь. Вспомнил и упомянутый им ЭГФ - то, чем увлекался его дед. Дома я вбил в поисковик ЭГФ. Прочитав общие сведения о феномене электронного голоса, я набрал в запросе «аудио». Всемирная паутина выдала мне длинный список сайтов, на котором можно было послушать записи «очевидцев». Я наугад прощелкал несколько аудиозаписей, но они оказались подделкой настолько отвратного качества, что тратить на нее время было попросту глупо. Некоторое время я читал форумы, где люди делились впечатлениями, потом еще раз перечитал письмо, подумал о том, не сомневаюсь ли сам в адекватности своего знакомого. Слава производил впечатление человека нормального, но мы были знакомы всего несколько суток, поэтому как я мог об этом судить? Но, несмотря на эти рассуждения, я понимал - мне интересно, что будет дальше. Следующее письмо от Славы пришло через три дня, когда я уже не особо ждал.
«Уже четвертый день мне удается настроить радио на нужную частоту. Я слышу их. В большинстве - это голоса людей, которых я знал когда-то… Я слышал отца, слышал Женьку, мы дружили в детстве, а потом ее сбила машина… Иногда мне кажется, что я слышу целые фразы, но записать я могу пока лишь отдельные слова, слоги, из которых я пытаюсь составить предложения. Порой, их поглощает шум, и несколько часов я больше ничего не могу расслышать. Но я не прекращаю, я близок к разгадке. Отправлено: 01.03 02.10»
На следующий день после того, как я получил это письмо, я разыскал в кладовой старый радиоприемник и попытался включить его. Мне не терпелось попробовать самому, но радио оказалось сломано. Я провозился с починкой весь день, до самого вечера, однако, хорошего ремонтника из меня не получилось, поэтому я оставил эту затею, намереваясь завтра же отнести радио в ремонт. А около полуночи пришло новое письмо от Славы.
«Сегодня я провел возле радио два часа, но услышал только несколько разрозненных слов, которые так и не смог связать воедино. Выявил закономерность - просто включить радио недостаточно, необходимо слушать его. Слушать часами, и лишь тогда наградой за терпение тебе станет настоящее слышанье… Перетерпи помехи, не убавляй громкость и ни в коем случае не отходи от радио. Они чувствуют, прекрасно чувствуют, когда ты слушаешь, а когда нет… 02.03. 00.10»
Утром я закрутился и не успел перед учебой завезти радио в ремонт. По дороге в институт я пытался настроить на нужную частоту радио в телефоне, но у меня ничего не вышло. Только шум и помехи. Решив, что для этой цели подходит только настоящей радиоприемник, я оставил эти бесплодные попытки, и вознамерился завтра уж точно отвезти приемник в ремонт. Вернулся домой я около четырех, уставший и голодный. Пообедав проверил почту, новых писем не было, и я лег спать. Родители уехали на выходные в гости к родственникам, и я был предоставлен самому себе. Проснулся я уже в темноте от настойчивого щелканья ноутбука- это приходили новые письма. Я посмотрел на часы - они показывали одиннадцать вечера. Включив верхний свет, я подсел к ноутбуку и открыл первое письмо.
«Утром случайно уронил радио. От него отскочила пластиковая верхняя крышка, и под ней обнаружился тайник. Мой дед вел дневник. Нет, не думай, что я нашел здесь полное собрание инструкций насчет того, как обращаться с ЭГФом. Всего два тетрадных листка в клетку, исписанных его рукой. Это дневниковые записи его последних пяти дней. Я прочел первую. В ней он говорит о том, что провел возле радио пять часов и смог разобрать несколько слов довольно ясно. Я смогу побить его рекорд, я проведу возле радио двенадцать часов, сутки, столько, сколько потребуется… 03.03. 11.30 (не отправлено) «Я не стал отправлять письмо утром, потому что сразу же сел слушать радио. Взял лист и карандаш, готовый записывать каждый звук, буквально ловить на лету. Почти пять часов ничего не происходило, но потом я начал слышать. Сначала это были разрозненные слова, не думаю, что тебе будет интересно читать их все, они лишены смысла. Но потом я услышал его, я слышал голос деда, он говорил со мной. Мне удалось записать только начало фразы, потом в доме выключили электричество. Я уверен, в следующий раз я услышу больше. А пока вот что я записал - «Однажды услышав…». Он хотел что-то сказать мне, и я обязательно узнаю что. За эти два дня очень устал, почти не сплю, мне нельзя спать, потому что я должен слушать. Они чувствуют, когда я слушаю их, а не просто слышу… 03.03. 20.45 (отправлено)».
Я перечитывал письма раз за разом. Славе удалось, он услышал, он почти достиг того, о чем говорил там, в больнице. Вероятно, он должен был чувствовать удовлетворение, но мне казалось, что письма проникнуты совсем другим чувством. Сквозь черные строчки на белом мерцающем экране сквозила одержимость… Я закрыл ноутбук, погасил свет и лег в кровать, продолжая думать о письмах. Я просто не мог выбросить их из головы.
На следующее утро я все же отнес радио в ремонт, его пообещали вернуть через два дня. И я начал ждать того момента, когда принесу его домой, включу, настрою и стану слушать также, как слушает где-то Слава. В этот день письма не пришло, не было его и на следующий. К вечеру мне позвонили из ремонта и сказали, что радио будет готово несколько позже. Я обругал их и положил трубку. Мне не терпелось включить приемник особенно теперь, когда письма перестали приходить. Вечером третьего дня я по привычке проверил почту и обнаружил там три новых письма.
«Я просидел рядом с чертовым радио двенадцать часов. Двенадцать часов. Я слышал много голосов, теперь это были совершенно неизвестные мне люди. Мне казалось, что я подслушиваю под дверью то, что совершенно не предназначено для моих ушей. Но я не мог остановиться, я слушал, внимая каждому слову. А на десятом часу я снова услышал деда. Теперь я знаю, что было концом той фразы… Однажды услышав, ты уже не сможешь остановиться. Он был одержим, я знаю, по его дневниковым записям. Он пишет, что не мог перестать, не мог отойти ни на минуту. Но я – не такой. Я могу остановиться в любой момент, могу вернуться к обычной жизни. Но я - исследователь, ради этого я слушаю и записываю, ради этого я начал. Это научный эксперимент, а не простая аддикция. Я знаю. Я могу остановиться. В любой момент. 04. 03. 18.40 (не отправлено)».
«Вчера я не отправил письмо. Я просто забыл нажать на отправку, мне хотелось спать. Я почти лег, но мне показалось, что из приемника снова слышны голоса и я пошел к нему. Не знаю, почему, но я остался за столом. Я просидел там всю ночь, я снова слушал и никак не мог уйти. Я должен остановиться. Я могу остановиться, я знаю. В любой момент. 05. 03. 20.30 (не отправлено)».
«Я отключил приемник. Я больше не могу его слышать, не хочу. Мне нужен перерыв, я должен все обдумать, взвесить и решить, как я могу поделиться этим с людьми. Я думал, что смогу отдохнуть, хотя бы немного… Я не сплю третьи сутки, у меня снова начинается обострение, я почти не ем. В обед удалось поспать пару часов. А потом зазвонил телефон, я поднял трубку… Там были они - голоса, которые я слышал из радио. Они говорили со мной, а я не хотел их слышать. Я больше не хочу! Я не хочу этого слышать!!! 05.03. 03.50».
Я отошел от компьютера, обошел комнату и сел обратно. Мне было не по себе после прочтения этого письма. Я не мог ручаться наверняка, был ли Слава нормален или, напротив, ненормален, но теперь я понимал, что так или иначе ему нужна была помощь. Но мог ли помочь ему я? За окном темнело, предметы в комнате отбрасывали длинные кривые тени. Я сидел за столом, гипнотизируя мерцающий экран в ожидании нового письма. И письмо пришло. Поздно ночью, когда время давно перевалило за полночь, в ночной тишине раздался негромкий щелчок - оповещение. Я быстро открыл электронную почту. Письма было два.
«Я слышу их отовсюду… Они везде. Мне некуда деться. Я не могу снять трубку телефона, не могу смотреть телевизор, мне не на что отвлечься. Они подкарауливают меня во всем. Я понимаю, я сам пошел на это, но я не знал… Я не мог даже предположить. Но теперь я понимаю главное - чем дольше ты слышишь, тем реальнее они становятся. Словно я открыл дверь чему-то, что пыталось пробраться в наш мир. Я позвал, растворил ворота настежь и теперь могу лишь видеть последствия своего поступка, но исправить уже ничего не в силах… Да и мог ли я? В одном из своих писем, я помню, говорил тебе, что я не такой, как мой дед. Но правда в том, что несмотря на страх, настоящий ужас, который я испытываю теперь от каждого звука, каждого шороха в моей квартире, меня неотвратимо тянет к приемнику. Он манит меня, как магнит, и у меня все меньше сил, чтобы сопротивляться. Но я должен- иначе все… Иначе они смогут выбраться и я уже ничего не смогу сделать. Я надеюсь, что я удержусь. Я очень хочу на это надеяться… 06.03. 00.00».
«Я знаю, ты считаешь меня сумасшедшим. Не отрицай, я и сам бы себе не поверил… Но то, о чем я говорю - правда. А еще правда в том, что я не удержался… Я включил приемник. Мне больше не нужно было ждать- теперь они ждали меня. Голоса… Они буквально разрывали эфир. Ни секунды шума, только голоса, бесконечный поток. Они не останавливались ни на миг… Мне казалось, что это уже не звуки приемника, а голоса людей в моей комнате. Я разбил радио. Расколотил об пол и несколько раз грохнул по нему молотком, чтобы увериться. Но я все равно боюсь к нему прикасаться. Мне кажется, им больше не нужен приемник… Больше ничего не нужно, потому что я обеспечил им крепкую связь с нашим миром. Я - проводник… Я знаю, скорее всего, ты думаешь, что я все это придумал, что я параноик, сумасшедший… А что ты скажешь на это? 06.03. 01.10».
К письму была прикреплена фотография. Это был обычный снимок, сделанный на фронтальную камеру. Лицо человека на снимке - Слава. Он сильно постарел с нашей встречи в больнице. Позади него была обычная, просто обставленная комната. Но потом, вглядевшись в снимок, я, наконец, рассмотрел и по спине у меня побежали мурашки. За спиной Славы стояли люди. Разного возраста, мужчины и женщины, они выглядели размытыми снимками, словно у фотографа дернулась рука, и очертания были нерезкими. Не всех было видно полностью, они словно скрывались в тумане, проступая то тут, то там. Я скачал фотографию и проверил на предмет фотошопа. Снимок не был обработан. Я закрыл почту. Мне не хотелось знать ничего. Во мне боролось желание помочь случайному знакомому, который слишком увлекся опасной забавой и удалить все эти письма, а после постараться забыть о них вовсе. Я боролся сам с собой около часа, ходя вокруг компьютера и буквально заставляя себя не проверять почту. Затем та часть меня, которая желала помочь, победила, и я пообещал себе завтра же разыскать адрес Славы через больницу, в которой мы лежали вместе. После этого я все же отправился спать, выключив компьютер. А на утро я обнаружил еще одно письмо. Оно пришло уже после того, как я ушел спать.
«Я мог успеть, мог остановиться раньше, но я не стал этого делать… А теперь уже поздно. Все кончено. Запомни только одно - не повторяй моей истории, потому что однажды услышав, ты уже не сможешь остановиться… Прощай. Они пришли за мной… 06.03. 04.50».
Потрясенный этим посланием, я все же поехал в больницу и выпросил адрес Славы. Он жил на другом конце города, но я сразу поехал туда. Поднявшись на верхний этаж, я постучал в дверь, обитую клетчатой клеенкой. Дверь мне открыла заплаканная пожилая женщина, державшая в руках платок.
- Здравствуйте. Я ищу Славу… - начал я. Женщина заплакала.
- А Вы его знали? Вы знали Славу?
- Да, я его друг, - соврал я.
- Тогда проходите.
Мы миновали узкий светлый коридор и оказались в комнате. В той самой комнате, которую я видел на фотографии… На полу валялось разбитое радио, на столе стоял тонкий ноутбук, с которого, видимо, и отправлялись письма. В углу- не заправленный диван, несколько пустых бутылок из-под энергетика. Женщина оказалась матерью Славы. От нее я и узнал, что Славу нашли сегодня утром. Точнее то, что от него осталось. Он был похож на высушенную мумию, а на лице навсегда застыло выражение ужаса перед тем, что пришло за ним… По заключению медицинской экспертизы смерть наступила в пять утра. Сразу после того, как он отправил свое последнее письмо… У него уже неделю было обострение язвы, что и признали причиной смерти. Вот только я знал, как все было на самом деле…
Через три дня после вышеописанных событий в моей квартире зазвонил стационарный телефон. Им теперь пользовались редко, и я почти забыл о его существовании, поэтому удивился услышав его настойчивую трель. Я поднял трубку и застыл, не в силах пошевелиться, потому что узнал голос на том конце провода. Это был голос Славы. Я выдернул телефон из розетки, и убрал в дальний шкаф, в глубине души понимая, что это бессмысленно… Ведь достаточно всего одного раза для тех, кто так и не смог запомнить простую истину - однажды услышав, уже не сможешь остановиться…
Автор - Helena.
Источник.
Слушать историю.
Новость отредактировал Estellan - 24-01-2021, 20:28
Ключевые слова: Радио голоса одержимость призраки