Наказание темнотой
Ленка торопливо помогает мне снять пальто, руки трясутся, взгляд мечется по сторонам. Последний раз я видела ее такой в прошлом году перед экзаменом по сопромату — точно так же была похожа на щенка чихуахуа, разве что не скулила. Экзамен, она, кстати, завалила, после чего долго мучилась с пересдачей.Стряхнув с ног туфли, следую за Ленкой в кухню. Нос улавливает аромат крепкого чая со смородиной, вечер за окном стучит каплями дождя по стеклу.
— Ты расскажешь уже или нет? — спрашиваю.
Минут сорок назад она позвонила, чтобы выдохнуть «приходи» и тут же бросить трубку. Я ни на секунду не выпустила телефон из рук, пока собиралась и ехала в такси, но так и не дождалась никаких уточнений. Для Ленки это типично: любую мелочь она возводит в статус большого секрета из тех, что можно обсуждать только с глазу на глаз.
Усевшись за стол, гляжу максимально красноречиво, когда она пододвигает ко мне вазочку с печеньем.
— Ты меня на чай так позвала, что ли? — спрашиваю. — Я чуть с ума не сбрендила, пока доехала.
Ленка криво улыбается в ответ, опираясь плечом о стену. Переминается с ноги на ногу, руки скрещены на груди, левое веко чуть подергивается от нервного тика. Русые волосы небрежно собраны в пучок на затылке, колкие пряди торчат в стороны как иголки у кактуса.
— Такое нельзя по телефону. — Ее любимая фраза.
— Какое «такое»?
Ленка оглядывается на окно, будто проверяя, не подслушивает ли кто, а потом наклоняется:
— Она умерла.
Мне не надо спрашивать, о ком это, потому что последнее время все наши разговоры только на одну тему. «Она» — Алла, жена Вадима, очередного Ленкиного взрослого ухажера. Полгода назад они поселились двумя этажами выше, так что Лена и Вадим вскоре познакомились в лифте, а дальше быстро завязался роман. Для Аллы это оставалось секретом совсем недолго, поэтому вскоре начались скандалы, звонки и слезы. Один раз я видела ее лично — худая, растрепанная, она прибежала в одном халате, когда я пила у Ленки чай после пар. Долго орала, требуя объяснить какие-то сообщения.
— Как умерла? — спрашиваю.
— Точно пока не знаю. — Ленка кусает ноготь на большом пальце. — Вроде как напилась до чертиков и заснула в ванне. Захлебнулась.
— Когда?
— Точно пока не знаю, — повторяет. — Вадим был в командировке с понедельника, только сегодня приехал, а она там… лежит. Может, день, может, два, может, вообще всю неделю. Я видела в окно, как ее выносили, представляешь? А его в отделение забрали, какие-то протоколы там составляют, допрашивают.
Перевожу взгляд на остывающую кружку чая. С нее пялится глазастый котенок, скаля зубастый рот в широкой улыбке. Никогда не скажу этого вслух, но я с самого начала была на стороне Аллы. Ленка со своей любовью к мужчинам постарше часто играла с огнем, но в такую откровенно грязную интрижку еще не вляпывалась. Ей трудно понять, что есть вещи, которые лучше не трогать, и ценности, которые лучше не рушить. Алла же любила мужа слишком сильно, чтобы просто бросить из-за малолетней вертихвостки. Она страдала, орала, истерила, звонила Ленке с угрозами, жаловалась ее матери, но при всем этом оставалась с Вадимом. Наверное, надеялась на лучшее.
Я говорю:
— Почему его допрашивают? Думают, виноват?
— Вот поэтому я тебя и позвала! — жарко шепчет Ленка, приземляясь на стул. — Он боится, что сейчас все всплывет про нас с ним, и кто-нибудь подумает, что это убийство. Что как будто он ее… ну… это самое, чтобы спокойно со мной встречаться. Понимаешь? А он этого не делал!
— Не глупи. Следователи не дураки, они смогут отличить несчастный случай от убийства. К тому же, ты сама говоришь, что его не было целую неделю. Ничего ему не будет.
— А вдруг нет? Всякие же ошибки бывают, кто знает? И потом никому ничего не докажешь!
— Ты-то причем теперь? Что предлагаешь делать?
Она достает из кармана пижамных шорт ключ и трясет перед моими глазами:
— Вадим дал, когда уже полицию вызвал. Времени не было.
— На что времени? Это от его квартиры?
— Конечно, от чьей еще? Там... Ну, там надо кое-что найти и забрать на случай, если приедут с обыском.
Брови у нее нахмурены, уголки рта тревожно сползли вниз.
— Так, — говорю. — Что найти?
— Ну, я там тетрадь с конспектами оставила.
Нутро будто обжигает кипятком.
— Вы что, прямо у них дома встречались? — спрашиваю. — Ты ж говорила про номер в гостинице! А Алла? Это ты как...
— Да тише ты! — шипит Лена. — Всего раз было, вот прям перед этим всем. Он меня в воскресенье забрал после кино, помнишь? Ну вот мы сразу к нему поехали, потому что Алла у родителей была. А потом я заметила, что из сумки пропала тетрадь. Выпала, когда мы у него были. А он к тому моменту уже в командировке был, так что...
— Так что Алла приехала, увидела тетрадь с твоим именем, напилась из-за этого и захлебнулась в ванне.
Ленка подпирает подбородок кулаком, глядя так, будто я ей только что пощечину отвесила:
— Ты намекаешь, что это я виновата?
— Просто предположила.
— Это не из-за меня! Я уж точно не хотела, чтобы это произошло. Откуда нам знать, почему она напилась?
Вздыхаю. Лена не такая плохая, как может показаться. Мы познакомились семь лет назад, когда умер мой старший брат Славка. Вместе с друзьями он забрался на чердак, а там задел оголенный провод. В один из тех тяжелых дней Ленка увидела меня плачущей на скамейке и подошла, чтобы успокоить. До сих пор помню, как ревела, уткнувшись лбом в ее колючий свитер, а она совала мне под нос яркий блокнот с блестками и повторяла: «Это мой любимый, самый классный, забери себе». Все эти годы мы были друг другу как родные, и я готова простить Ленке гораздо больше, чем какую-то слабость к взрослым мужикам.
— Надо просто сходить туда и забрать тетрадь? — спрашиваю.
— Да, мне одной страшно. И ее еще найти надо. Вадим говорит, осмотрел все наспех, но не увидел, а менты-то уже ехали, так что он мне ключ и отнес. И давай уже побыстрее, а?
Мы молча поднимаемся по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Я иду позади, поэтому прекрасно вижу, как напряжена Ленкина шея, как крепко сжаты кулаки. Хоть бы это вправило ей мозги, пора уже что-то менять в себе.
Дверной замок щелкает почти оглушительно, когда Лена поворачивает ключ. С опаской оглянувшись на соседские двери, мы ныряем во мрак прихожей, торопливо прикрывая за собой. Я слышу, как Ленка шарит по стене в поисках выключателя, и шепчу:
— Стой!
— Что?
Верчу головой, прислушиваясь к ощущениям. Непонятная тревога расползается внутри колкой изморозью. Даже самой глубокой ночью в любой квартире можно найти свет: уличный фонарь за окном, луна со звездами, щель под входной дверью. Тут же темнота такая густая, что чудится, будто на глаза повязали черную ленту. Я щурюсь, силясь разглядеть хотя бы малейший блик, но все тщетно.
— Что? — нетерпеливо повторяет Ленка.
— Почему тут так темно?
— Потому что ты не даешь мне включить свет!
Она раздраженно бьет по кнопке выключателя, и под потолком вспыхивает светильник в виде бабочки. Мягкое белое свечение заливает обои в бежевую полоску, несколько пар туфель на полке, строгое темно-синее пальто на вешалке. Зеркало отражает нас — обе опасливо ссутулившиеся, взъерошенные, с широко распахнутыми глазами.
— Только в других комнатах свет не надо, а то в окнах видно будет, — шепчет Ленка, включая фонарик на телефоне.
Следую за ней в гостиную, внимательно оглядываясь. Блеклый лучик выхватывает большой диван, черный прямоугольник телевизора и фотографии в рамках на стене. С них улыбаются Вадим и Алла в свадебных нарядах, Вадим и Алла на летнем пляже, Вадим и Алла на отдыхе в горах.
Пока Ленка шмыгает в спальню, я подхожу к окну и отодвигаю штору. Небо все еще застлано дождевыми тучами, поэтому ни одной звезды не видно, но улицы освещены ярко, можно рассмотреть лица прохожих внизу и даже такие детали, как цвет туфель или принт на пакете с продуктами. Значит, и в квартиру тоже должен проникать свет.
Лена возвращается, водя фонариком по стенам.
— Там ничего, — шепчет. — Может, она выкинула?
Достав телефон, я тоже включаю фонарик и наклоняюсь, чтобы заглянуть под диван.
— Смотри везде, — отвечаю. — Надо поскорее уйти.
Она кивает и, еще раз обведя стены лучом, уходит в кухню. Я ползаю на четвереньках, проверяя под креслом и за шкафом. Везде только комочки пыли и забытый мусор вроде засохшей макаронины или фантика от конфеты. Слышно, как соседка за стенкой громко говорит с кем-то по телефону. Хохочет.
Краем глаза успеваю отметить, как Ленка открывает дверь ванной, а потом тишину разрывает оглушительный вопль. Вскидываю голову, каждая мышца в теле обездвиживается от испуга. Сердце будто срывается в бездонную холодную пропасть. Все еще визжа, Лена пятится, спотыкается о подвернувшийся край ковра и с размаху падает на лопатки, едва не ударившись затылком о подлокотник кресла. Только после этого умолкает.
Подползаю ближе, чтобы проверить, жива ли. Жива — глаза размером с блюдца, губы дрожат, выпавший телефон светит в потолок, растягивая до углов тень от люстры.
— Там, — Ленка тычет пальцем в сторону ванной. — Там…
Направляю луч в открытую дверь. Видно кафель с цветочками на стенах, стиральную машину и кусочек раковины, где пристроился стакан для зубных щеток.
— Там, — повторяет Лена.
Поднявшись на ноги, осторожно ступаю, готовая в любой момент развернуться и бежать со всех ног. Дрожащий свет выхватывает резиновый коврик, когда подхожу ближе. Шторку с русалками. Большое махровое полотенце на крючке. Ванну. А в ванне — Алла. Глаза закрыты, нос и рот под водой, волосы расплываются в стороны черной тиной. Кожа такая бледная, что заметно голубые узоры вен на животе и грудях с посиневшими сосками.
Зажимаю ладонью рот и отшатываюсь, едва не сбив поднявшуюся на ноги Ленку.
— Ты сказала, ее вынесли! — мой голос похож на свистящее шипение проколотой шины.
— Вынесли, я сама видела!
В голове все крошится, рассыпается, беспорядочно разлетается на куски. Едва удерживая себя в сознании, я хватаю Ленку за локоть, чтобы тащить к выходу, но тут свет в прихожей и фонарики на наших телефонах одновременно гаснут. Давлю на кнопку разблокировки, но никакого эффекта.
— Мой не включается, — слышно Лену. — Батарейка, что ли?
Я чертыхаюсь и иду наугад, выставив вперед руки. В груди будто бьется дикая кошка, все инстинкты подхлестывают сорваться на бег, поддаться панике и орать до хрипа, но я только стискиваю зубы. Главное — выбраться.
Рука упирается в стену, пальцы нащупывают шероховатые полоски на обоях. Темнота по-прежнему непроглядная, ни единого просвета. Затаив дыхание, я иду, придерживаясь стены, и вспоминаю, что здесь должно быть зеркало, а вот тут — уже дверь. Но стена бесконечно тянется под ладонью, словно разрослась до немыслимых размеров.
— Слышишь? — раздается Ленкин шепот.
Слышу: в ванной плещет вода на пол. Негромкие влажные шлепки по кафелю — чьи-то шаги. Ленка снова срывается на визг, но почти сразу затихает, и я окликаю:
— Ленка?
Никто не отвечает. Больше не слышно ни криков, ни шагов. Добираюсь пальцами до угла, так и не найдя дверь.
— Помогите! — выкрикиваю во всю силу легких.
Плевать, что нас найдут в чужой квартире. Лишь бы вытащили отсюда.
— Помогите!
Мечусь в панике как пойманная в банку муха. Скачу от стены к стене, и все они одинаковые, голые, без полок и мебели, без дверных проемов — глухая ловушка. Вся квартира сжалась вокруг меня, замуровав живьем. Вопли вспарывают горло раз за разом, но я не слышу саму себя.
Бьюсь об стены плечами, ногами, головой, будто так можно разбить кирпичную кладку. По спине струится пот, внутри словно кипит серная кислота. Смятение пережевывает меня тупыми зубами, ни на секунду не позволяя собраться с мыслями.
Кто-то хватает за плечо. Электрический разряд проходит по телу от макушки до пяток, и я падаю, едва успев выставить вперед руки. В нос бьет запах пыли, частички грязи с пола впиваются в ладони. Тяжело дыша, я замираю и прислушиваюсь. Тот, кто прикасался — это не Лена и даже не Алла. Здесь, в душной темноте, есть кто-то еще.
Взмокшую шею холодит легкое дуновение, похожее на дыхание. Съежившись, я стараюсь не двигаться, чтобы никак себя не выдать.
Звонкий мальчишеский голос раздается в голове. Не звучит по-настоящему, но каким-то образом складывается в слова. Он говорит, очень повезло, что получилось меня найти. С подкатившими к горлу слезами я узнаю его:
— Славка?
Мой брат, растворяясь с темнотой, обхватывает меня со всех сторон странными объятиями. Я раскидываю руки в ответ, не уверенная, что он видит это или чувствует. Голос у него совсем не изменился за прошедшие годы. Говорит, все мертвые попадают в темноту. Она бескрайняя и необъятная, но при этом тесная и вечно держит всех взаперти.
— Я не мертвая! — измученное криками горло саднит от каждого слова. — Как я сюда попала?
Он говорит, эта женщина позвала нас. Заманила. Говорит, человек, умерший в злобе, может гораздо больше, чем другие. Говорит, ее надо бояться.
Мои джинсы и кофта намокают от горячей воды, она поднимается сильной упругой волной и поглощает целиком. Пол становится гладким и вогнутым. Невольно задержав дыхание, я взмахиваю руками, и пальцы скользят по мокрым краям ванны. Дергаю ногой и слышу, как падают на пол сбитые тюбики с шампунями.
Славка говорит, эта женщина хочет, чтобы другие страдали как она. Хочет, чтобы ее поняли.
Выныриваю и едва успеваю глотнуть воздух, прежде чем невидимая сила давит сверху, снова загоняя под воду. Распахнув невидящие глаза, я барахтаюсь в попытке выбраться, но руки раз за разом соскальзывают. Вода устремляется в открытый в немом крике рот, язык улавливает горьковатый привкус морской соли.
Он говорит, я ни при чем. Поэтому у него получится меня вывести.
Все сотрясается, переворачивается, и я с размаху падаю на пол, больно ударившись локтями. Вдох за вдохом легкие наполняются воздухом, грудь ходит ходуном. Глаза наконец различают свет: это светильник из прихожей достает до ванной. Перед носом резиновый массажный коврик, пальцы упираются в кафельный пол.
Поднимаюсь на дрожащие ноги, тяжело дыша и машинально себя ощупывая. Одежда совершенно сухая, волосы тоже. В глазах все покачивается, но я различаю, что ванна пуста, только на дне тускло поблескивает мутная вода.
Слышно голос. Кто-то разговаривает, громко и оживленно.
Шатаясь, я выхожу наружу. Лена в прихожей, одной рукой прижимает к уху телефон, другой сминает тетрадь с конспектами.
— Да, у меня, — говорит в трубку. — Я нашла, все хорошо. Давай поскорее! И я тебя!
Смеется.
Подхожу ближе. Сознание медленно проясняется, мрак внутри растворяется и отступает.
Сбросив звонок, Ленка поворачивается ко мне:
— Вадим звонил, его отпустили. Скоро приедет. Я так соскучилась!
На лице улыбка до ушей, глаза прямо искрятся радостью. Как будто совсем не она недавно верещала от ужаса.
— А где Лена? — это вырывается у меня прежде, чем в мозгу успевает сложиться логическая цепочка.
Она глядит с насмешкой, совсем не удивленная вопросом.
— Лена, — говорит, — навсегда осталась в темноте.
Автор: Игорь Шанин
Источник.
Новость отредактировал Elfin - 8-05-2020, 05:23
Ключевые слова: измена семья призраки темнота