Боги и тени: часть 1
Моросило. Кап-кап-кап – стучали по крыше капли дождя. Из-за туч солнца видно не было, но Леси знала, что сейчас оно должно опуститься за линию горизонта. Девочка каждый день ждала этого времени, поэтому никогда не ошибалась. Она с трепетом приникла к окну, глядя в сторону дороги, ведущей от Запретного леса. Скорее бы! Тотчас из-за деревьев показались четверо всадников, высоких, статных. Их длинные плащи с голубыми капюшонами развевались на ветру, словно крылья гигантских птиц. Вода расступалась перед ними, страшась замочить одежду. Леси не могла разглядеть их лиц, сколько ни старалась. Всадники пронеслись мимо деревни и поскакали прочь к закату... если бы его можно было увидеть из-за туч.- Бабуль, расскажи мне сказку.
Вайспута отложила в сторону пряжу и запалила лучину. На изборожденное глубокими морщинами смуглое лицо легла мягкая полутень, среди которой двумя игристыми камушками сверкали ярко-голубые глаза. Вьюга выстудила голову, не оставив и прядки черных с переливами волос, прямых и длинных, как стебли рогоза, но глаза пощадила... Хотя зрение уже потеряло былую остроту.
- Про что ты хочешь услышать, деточка? – старушечий голос скрипел, как рассохшиеся половицы. – Про то, как в далекой древности племена дайни разделились на Охотников и Землепашцев? Про великий поход Паутусатов-ри, восставших против кровавой богини Югхи? Про славные деяния наших предков Майери из клана Охотников-Кадзунисоми?
- Про братьев-ветров, - голос Леси, по-детски звонкий и чистый, напомнил старухе, как тяжело доживать зиму, когда остальных едва коснулось лето.
- Что ж, тогда слушай, - старуха подняла с лавки веретено и продолжила вить пряжу. – Много лет назад, когда земля была такая же юная, а дайни еще не познали тайны стихий и не разделились на кланы и роды, по бескрайним просторам летала Белая птица. Ни на земле, ни в воде, ни в воздухе не было создания, способного затмить ее чистую первозданную красоту. Кто только ни звал ее замуж! И высшие, чьи глаза видят судьбы всего мира, и творцы-демиурги, превращающие ничто в мысль, а мысль в сущее, и повелители, которым подчиняются движущие силы мира... Но Птица была горда и всем отказывала. Свободный полет был ее единственной страстью. И тут появился Тэнгри, всеблагой держатель небесной тверди. Хитер и могуч был древний бог. Единственный смог изловить он птицу серебряным силком и посадил в золоченую клетку. Шли годы. Птица умерила гордыню, признала власть Тэнгри и поселилась вместе с ним в Подземном городе. Из своих перьев связала она четыре рубашки - родила повелителю небес четырех сыновей. Выросли они в добрых молодцев, одели рубахи из перьев, обернулись каждый в свою сторону, встали на крыло и полетели. Благородный и строгий старший сын отправился на север и назвали его Мистралем, северным ветром. Веселый и ласковый средний сын полетел на юг и назвали его Гилаваром, южным ветром. Мудрый и милосердный третий сын выбрал восток и назвали его Аргестом, восточным ветром. Непослушный младший сын двинулся на запад и так далеко улетел от дома, что Белая птица не находила себе места от беспокойства. Попросила она остальных сыновей разыскать его и вернуть домой, но у тех ничего не вышло. Разгневался тогда Тэнгри на нерадивое чадо, что причинило столько тревог своей матери. Забили небесные барабаны, засверкали огни. Узнал младший сын отцовский гнев и вернулся, найдя дорогу по отсветам небесного пожара. Возрадовалась Белая птица и нарекла вновь обретенного сына Тангрумом «сыном грома», Западным ветром. Строго настрого наказал отец братьям, где бы они днем ни летали, всегда к закату возвращаться к матери. С тех пор каждый вечер в последних лучах умирающего солнца можно увидеть четырех всадников, мчащихся к Запретному лесу, где находится вход в Подземный город богов.
Леси снова уставилась в окно, разглядывая причудливые очертания ночного леса.
- Почему ты все время просишь рассказать одну и ту же сказку? – донесся из-за занавески, отделявшей постель Ольжаны, матери Леси, от сеней. Девочка ловко спрыгнула с лавки, отвернула полог и села у изголовья. Вайспута следила за ней вполглаза.
- История такая красивая, - медленно заговорила Леси. – Мне бы хотелось, чтобы мои братья были хоть чуточку похожи на братьев-ветров.
- О, Леси, то ведь боги. Никто не может с ними сравниться, - мать ласково провела рукой по волнистым медовым волосам дочери – единственному, что досталось девочке от нее, а не от мужа.
Вайспута нахмурилась. Ей казалось, что телячьи нежности невестки-землепашки сослужат внучке дурную службу, сделают слабой, похожей на детей коленопреклонной черни, из чьего рода происходила Ольжана.
- Леси, хватит дурака валять. Мне нужна твоя помощь, - позвала старуха. - Надо разобрать травы и приготовить для твоей матери настой, а я, пожалуй, ужином займусь, а то скоро отец с братьями с охоты вернутся.
Леси послушно кивнула и побежала в гумно, где развешанные под крышей сушились травы для снадобий. Она подкатила и поставила стоймя толстое полено, взобралась на него, сняла несколько пуков, понюхала сухие желтые цветы, попробовала на вкус тонкий, легко превращающийся в крошку листик и понесла все в дом. Старуха уже растопила печь и рубила на мелкие кусочки оленину, чистила овощи и скидывала все в наполненный наполовину водой котел. Леси выложила травы на стол. Вайспута отщипнула несколько листиков от одного пука, срезала тонкие пряные семена с другого, почистила большие коренья с третьего и тоже отправила в котел.
Леси взяла меленький ножик и начала мелко крошить оставшиеся травы, пальцами отмеряя нужное количество от каждого пучка. Крупные твердые семена растолкла в ступке в порошок, высыпала все в кувшин с широким горлышком и залила все горячей водой из висевшего над огнем котла. Вайспута украдкой наблюдала за легкими уверенными движениями внучки. Она была умницей, гордостью семьи. Науку схватывала на лету, могла по запаху определить большинство трав, знала, чего и сколько нужно использовать и сколько готовить, чтобы отделить яд от лекарства и не растерять при этом полезных свойств лекарств. А какой чудный у нее был голос! Во время работы Леси всегда напевала что-то себе под нос, мурлыкала, не трудясь подбирать слова, просто первое, что приходило ей в голову. На улице поднимался ветер и тихонько стучал в ставни в такт ее пению, приветствуя и любя ее, как собственное дитя.
Поющие вместе с ветром - так называли верховных жриц охотников, которые обладали необыкновенным даром управлять стихией воздуха с помощью голоса. Говорят, что эту способность подарил своей возлюбленной дайни один из братьев-ветров, чтобы он мог ее услышать, где бы она ни находилась. Так гласила легенда. Слышали ли боги жриц на самом деле, никто не знал, но сила ветра, вызываемая их пением, могла противостоять самым грозным опасностям, против которых даже холодная сталь оказывалась бессильной. Но с каждым годом охотников становилось все меньше: часть из них погибала в битвах с демонами, а часть просто переходила на сторону землепашцев, оставляя благословенное, но обременительное и опасное ремесло. Поэтому и дар Поющих стал медленно угасать. И то, что Поющая родилась в семье Майери, нечистокровной, само по себе было знаком великой чести для их рода, но вместе с тем, предупреждало о грядущей беде, потому что подобные прорывы силы случались, как правило, в преддверии великих потрясений и войн.
Вайспута, мудрая женщина Майери и старейшина рода, старалась гнать от себя тревожные мысли, но каждый раз, когда девочка пела, душа ее наполнялась непонятным безотчетным страхом, как будто приоткрывалась дверь, и сквозь крохотную щелку она заглядывала в будущее, и в нем была лишь стужа, тень и кровь.
Леси коснулась отвара кончиком пальца и окунула зеленоватую каплю в рот. Задумчиво цокнув языком, она аккуратно перелила лекарство в глиняную чашку и отнесла матери. Ольжана слабыми руками приняла отвар, погладила дочку по голове, и начала пить мелкими глотками, морщась от горького привкуса.
«Экая краля», - подумала Вайспута. Она не любила невестку и не одобряла выбора сына. Да, в свое время ей пришлось смириться с тем, что в округе больше не осталось ни единого охотничьего рода, кроме семьи Майери, и ее старший сын, будущий вождь, должен был выбирать жену из землепашцев, но она и в кошмарном сне представить не могла, что ею станет Ольжана, отверженная.
В юности единственная дочка шамана Угэне слыла первой красавицей в селе Ветревка, нежная, как первый весенний подснежник, она расцвела рано и сияла так ярко, что никто не мог остаться равнодушным к ее чарам, но… Она была невестой бога, избранной для служения одному из братьев-ветров, поэтому никто не смел прикоснуться к ней. Но по какой-то странной причине боги ее не приняли - единственную из отправленных к ним девушек вернули сразу после самой короткой ночи, сделав ее отверженной, приносящей несчастье. Но влюбленный в нее с детства молодой охотник Дэйхен не отступился, чем и завоевал сердце прежде неприступной красавицы. Они поженились. На свое горе… Вайспута знала, что от этого союза никому счастья не будет. И оказалась права.
Ольжана была слаба и телом, и духом. Очнувшись от очарования первой весенней мелодии, она с горечью осознала, что оказалась в доме чужаков, где все ей претило: строгие нравы, суровый аскетический образ жизни, отсутствие шумных праздников… Охотники жили в постоянной борьбе с демонами – так они называли сонмы существ, порождаемых червоточинами. Это была единственная цель их существования. Казалось, и в богов они совсем не верили, не больше, чем в сказки, что рассказывала детям Вайспута. Больше всего Ольжану ранило то презрение, с которым они относились к чужакам, которые стояли у сохи, а не носились по лесу в поисках неприятностей на свою голову. Она не понимала и не принимала этого, но выбор уже был сделан, и вернуть все обратно не представлялось возможным.
Дэйхен, как все охотники, имел отменное мужское здоровье, и Ольжана понесла от него в первые же дни после свадьбы. Их первенец родился в конце лютого месяца во время жуткого бурана. Его назвали Л'лайфор, сын бури, но даже древнее священное имя не сделало его по настоящему сильным, каким надлежало быть истинному охотнику. Сумеречные сородичи из Северной земли, гостившие в то время в доме Майери, лишь грустно качали головами, глядя на ребенка и его отца. Мол, не выживет и славу не принесет, и род не продолжит.
Ольжана после родов долго не могла встать – хворала, но Сумеречные с их таинственным знанием помогли ей, когда признали в ней отверженную. Из их слов выходило, что древние законы обязывали их помогать тем, кому отказывали боги. В подробности они вдаваться не стали. Как только Ольжане полегчало, они ушли не прощаясь.
Шли годы. Ольжана все больше отдалялась от своего мужа. Тайком бегала жаловаться к родителям. Плакала, просила совета и помощи, но те лишь разводили руками. Муж теперь был ей хозяином, а его дом – ее домом. Пришлось смириться. Не прошло и двух лет после рождения первенца, как появились на свет близнецы Бейкайтос и Мейретос, похожие, как две капли воды. А затем младший – Рейкарс – ее надежда и отрада. Из всех детей Ольжаны только он был на нее похож – светлые волосы, теплые карие глаза, невысокий рост, широкие плечи. Женщина любила его больше остальных, и это было заметно не только взрослым. Лейф, старший, сильно ревновал к младшему брату. Даже пытался унести его в лес и оставить на растерзание диким зверям, лишь бы снова завоевать расположение матери. Но Вайспута вовремя остановила его.
Старейшина, мудрая женщина, была хранительницей клана Майери, знахаркой, занимавшей почетное место среди охотников Прилесья. Она знала лекарства от многих болезней, но тяжкий недуг сына, называемый неразделенной любовью, изувечивший его семью, излечить не могла, как ни старалась.
После рождения детей, когда Вайспута объявила, что все они – слабые, потому что рождены от слабой матери с немощными телами и затхлым духом, Ольжана согласилась принять ее помощь. Колдовскими травами да чудодейственными заговорами старуха надеялась исправить то, что сделали с ее семьей немилосердные боги землепашцев. Но для этого понадобилось время. Прошло пять лет упорных трудов, прежде чем Ольжане снова удалось зачать. На этот раз все должно было получиться. Но судьба никогда не преподносит подарки просто так. Весь срок Ольжана болела. Казалось, растущий в ее утробе ребенок выпивает из нее все соки, а ее тело отторгает его. В какой-то момент Вайспута всерьез испугалась, что потеряет обоих, но в кои-то веки боги смилостивились над ними. Ольжана доходила срок. Схватки начались вовремя. Но… Вайспута еще ни разу не присутствовала на таких тяжелых родах.
Мир не хотел принимать этого ребенка. Говорил, что это слишком для его многострадальной тверди, но ветер еще никогда не был настолько неистовым, как в ту ночь. Молнии полыхали по всему небу, а раскаты грома сотрясали землю. Ветер стенал, но не сдавался. И вот, в рассветный час, когда врата Подземного города едва приоткрылись, и по дороге вдоль леса промчалась четверка незримых всадников, раздался громкий детский плач, возвестивший о приходе в этот мир новой жизни. Земля успокоилась, и ветер замер, прислушиваясь, а потом подул с новой ликующей силой.
Ко всеобщему удивлению, родилась девочка. Сумеречные заявились на следующую ночь, будто знали. Долго разглядывали ребенка, а потом дали имя на священном языке, которым обычно нарекают лишь первенцев, – Л’Хасси, «глас ветра». И уехали, даже не взглянув на Ольжану, на которую они в прошлый раз потратили столько сил.
Невестка, меж тем, так и не оправилась после родов. Немощь пожрала остатки сил. Больше Ольжана не вставала с постели. Лежала, поддерживаемая снадобьями свекрови-лекарки. Ждала своего часа.
А вот Леси выросла славной девочкой, сильной и ловкой. От работы не увиливала, старшим не перечила, много улыбалась и пела. Истинная охотница. Хотя, нет-нет, да и замечала Вайспута, как внучка протяжно смотрела на пустынную дорогу через лес, как будто ждала чего-то. В эти мгновения она казалась другой, чужой, как землепашцам, так и охотникам, как будто не дайни вовсе.
Было уже глубоко за полночь. Леси уже давно свернулась клубком на лавке и крепко спала. Ольжана тоже затихла за занавеской. Бодрствовала лишь Вайспута. Старушечий сон короток, тревожен и полон предчувствия другого, вечного сна. На дворе послышался шум копыт. Видно, Дэйхен с сыновьями рано вернулись с Охоты. Старуха отложила работу и вышла на крыльцо их встретить, но стоило ей ступить за порог, как грудь сковало тревожное предчувствие. Они не говорили - спешивались молча и медленно.
В свете луны Вайспута разглядела их лица – мрачные и угрюмые. На земле были четверо: Дэйхен и старшие сыновья. Рейк, ссутулившись, остался в седле, судорожно цепляясь за гриву. Отец поспешил к нему, протянул руки, и мальчик рухнул вниз, словно подкошенный, не в силах больше держаться. Дэйхен взвалил его на спину и понес в дом. Вайспута поспешила следом. Они уложили мальчика на кровать, где обычно спал отец семейства. Разбуженная шумом, Леси тут же подскочила с лавки и кинулась к брату.
- Что случилось? – встревожено спросила она, вглядываясь в его бледное лицо, а смотреть надо было ниже на воспаленную покрытую жуткими шрамами ногу, торчавшую из порванной штанины.
- На нас напали волкогиены. Одна из них стянула Рейка с коня. Еле отбили, - всплеснул руками отец. Он был разбит. Говорил с трудом. Язык заплетался. Дэйхен думал, что годы опыта защитят его, помогут не чувствовать горя, но это оказалась не так. Ему было мучительно больно и страшно смотреть на искалеченного сына, свою плоть и кровь, и понимать, что, скорее всего, мальчик не переживет этой ночи.
- Волкогиены никогда не заходили так далеко на юг, - удивилась Вайспута, разглядывая раны на ноге мальчика. Боль читалась у него на лице. Он до крови закусил губу, чтобы не позорить отца своими стонами.
Дэйхен пожал плечами. Он и сам не очень понимал, что заставило этих тварей изменить повадки. Они явно от чего-то бежали, но вот только что могло напугать свирепых волкогиен?
Вайспута цокнула языком. Рана на ноге мальчика не очень хорошо пахла, а выглядела еще хуже. Кожа вокруг была темно-красной, а чуть дальше появилась сеточка синеватых вен.
- Сколько дней назад его укусили?
- Три, почти четыре. Это случилось прямо перед рассветом, - Дэйхен с немой мольбой посмотрел на мать, но та отвела взгляд. – Скажи, ведь укус волкогиен не опасен?
- Рана воспалилась. Если бы вы пришли раньше… У него мертвецкий огонь, - Леси, все это время сидевшая на полу у постели брата, вздрогнула, как от удара.
- Скажи, это очень плохо? – шепотом спросил Рейк.
Леси держала его за руку и тихонько успокаивала, говорила, что все будет хорошо. Но теперь, казалось, язык просто прилип к небу.
- Пожалуйста, - из последних сил умолял он.
- Плохо. Против мертвецкого огня нет лекарства. Чтобы он не распространился по всему телу, ногу… - она не могла произнести это вслух, как будто если мысли будут высказаны, то весь ужас ситуации станет куда более реальным. Рейк с удивительной для тяжелобольного человека силой сжал руку сестры. – Ногу придется отнять.
Леси отвернулась. По ее лицу градом катились слезы. Рейк молча смотрел в деревянный потолок, а потом поднял руку и провел по светлым волосам сестры, точно таким же, как его собственные.
- Улыбнись, - попросил он. - Все будет хорошо.
Леси, с трудом подавив рвавшиеся наружу всхлипы, вымученно улыбнулась.
Вайспута, меж тем, обо всем договорилась с Дэйхеном. Отец крепко сжал плечо сына с немой просьбой быть мужественным, взял Леси за руку и хотел забрать ее на улицу, но девочка не сдвинулась с места.
- Я хочу остаться и помочь, - с упрямством, которое раньше в ней никто не замечал, сказал Леси.
- Если ты уверена, что справишься, - пожала плечами Вайспута. – Но учти, если тебе станет плохо, заниматься еще и тобой я не смогу.
- Я… - Леси судорожно глотала воздух. – Я справлюсь, я смогу, я не буду мешать.
- Нет! – из-за занавески донесся голос Ольжаны. – Дэйхен, уведи ее отсюда. Я не хочу, чтоб она это видела. Ваша дурацкая охота уже искалечила одного моего ребенка. Я не переживу, если несчастье случится и со вторым.
- Мама… - попыталась возразить Леси, но отец уже тянул ее к выходу.
Вайспута неодобрительно покосилась в сторону невестки, но ничего не сказала, и принялась за работу, как только за Дэйхеном захлопнулась дверь.
Старшие братья, Лейф, Бейк и Мейр, расседлали лошадей, завели их в сарай и устроились возле крыльца, ожидая, когда их позовут в дом. Молчали… как и три предыдущие дня. Просто не знали, о чем говорить. В одно мгновение все было хорошо – они неспешно возвращались домой с долгой северной охоты, шутили, Бейк и Мейр подкалывали Лейфа тем, что он дожил до свадебного возраста, а невесту так и не нашел, а Рейк не обращая на них внимания, мастерил очередную игрушку для сестры. Он всегда привозил ей что-нибудь с охоты.
А в следующее мгновение… на них летела стая рассвирепевших волкогиен. Рейк всегда был самым слабым и медлительным из них, вот и не успел увернуться и вовремя вынуть оружие. Лейф должен был защищать его, но тогда страх сковал его по рукам и ногам. Он просто не смог заставить себя подобраться к брату поближе. Если бы отец не подоспел вовремя, волкогиены разодрали бы его прямо на месте. Всю оставшуюся дорогу до дома Лейф не смел заглянуть в лицо брату, вместо этого он смотрел на отца, чтобы увидеть, что тот не винит его в случившемся, но Дэйхен был все так же холоден и отчужден, как и всегда. Для Лейфа это стало самым ужасным наказанием, а теперь тягостное ожидание сводило с ума.
Дверь со скрипом отворилась. Братья повернули головы и увидели, как с порога спускается отец с сестрой. Он был все также мрачен и молчалив. Уселся рядом с сыновьями, разглядывая плохо различимую в темноте землю под ногами. Глаз не поднимал, будто не замечая мучившихся от незнания мальчишек. Он настолько погрузился в себя, что даже не заметил, как крохотная ладошка восьмилетней девочки потихоньку выскользнула из его руки.
Леси, крадучись, обошла дом с другой стороны и заглянула в окно напротив отцовской кровати. Рейк лежал неподвижно. Глаза его были плотно закрыты, он спал. Видно, уже подействовало дурман-зелье Вайспуты. Белые простыни перемазаны кровью. Бабка стояла спиной к окну у печки - грела кочергу на огне. Когда та раскалилась докрасна Вайспута вернулась к кровати внука. Громко всхлипнула выглянувшая из-за занавески Ольжана. Леси была уверена, что мать плачет. Лекарка приложила кочергу к окровавленному обрубку, оставшемуся от правой ноги Рейка. Запахло паленым мясом. Живот болезненно скрутило, но девочка сжала руки в кулаки так, что ногти впились в кожу, и не посмела отвернуться. Закончив прижигать рану, Вайспута почувствовала перепуганный взгляд внучки. Тайком от невестки, старуха махнула девочке, чтобы та возвращалась к отцу, потому что ее вот-вот хватятся. Леси понимающе кивнула и побежала обратно. Она пришла, как раз, тогда, когда Вайспута открывала дверь.
- Ну как? – обреченно спросил Дэйхен.
- Рана чистая, но все еще есть опасность, что огонь распространится, - ответила старуха, не желая давать ложных надежд. – Помогите убрать простыни.
- Леси, давай быстрее, что ты там возишься? – крикнула из дома Вайспута.
Девочка никак не могла выстирать кровь с простыней, сколько ни полоскала их в ручье за домом. Пальцы уже ломило от холода, а проклятые бурые пятна все не уходили с белой ткани.
- Я сейчас… еще чуть-чуть, - крикнула Леси в ответ, рукавом растирая по лицу грязь вместе со слезами.
- Поторопись. Тебе еще надо успеть раков наловить, да собрать черемухи с можжевельником для лекарства Рейка, а то братья твои абсолютно бесполезны. С рассвета самого куда-то запропастились. Ведь знают, что много дел надо переделать, а мы одни не справляемся.
Отчаявшись отстирать самые въевшиеся пятна, Леси развесила белье на веревках сушиться, схватила корзину и побежала на речку за раками. Едва поспела, пока они еще не уползли подальше от дневного жара. А черемуха и можжевельник оказались сущим пустяком. Леси даже не замечала, как царапались и кололись ветки, пока она собирала ягоды. Возвращалась через село, чтобы срезать путь. Возле красной хаты встретила братьев. Лейф, избегая ее, проскочил мимо, сделав вид, что не заметил. Бейк и Мейр, напротив, бодро поприветствовали и забрали корзины.
- Мы молиться ходили, - Бейк попытался объяснить их отсутствие. – Мама говорит, что это помогает даже лучше, чем бабкины снадобья. Да и дух поднимает, а то в последние дни мы уже на стенку готовы были лезть. К тому же, дед по нас соскучился. Только ты отцу ничего не говори, а то заругает.
- Не скажу, - Леси перевела взгляд на красную хату. – Может, и мне помолиться?
- Угу. Дед говорит, что чем ты младше, тем боги лучше тебя слышат, - с улыбкой поддержал ее Мейр. – А корзины мы сами донесем.
Леси ступила на порог высокого, выкрашенного в красный цвет сруба. Занесла руку, чтобы постучать, да так и застыла в нерешительности. А вдруг заругают? Она ведь из охотников, да еще и Поющая. Таких землепашцы не любили, само их существование считалось кощунством по отношению к богам. «Как может то, что появилось на свет по их воле быть кощунством?» - не могла взять в толк девочка. Видно, была слишком маленькой, чтобы понимать такие вещи.
Дверь открылась сама. На пороге показался седовласый старик в коричневом балахоне.
- Леси! – он добро улыбнулся, от чего стали видны глубокие морщины вдоль глаз и в уголках рта. Почему-то эта не слишком красивая улыбка завораживала - хотелось ответить тем же, несмотря на сдавившую сердце тяжесть.
- Откуда вы меня знаете? – удивилась девочка.
- Ну как же, я знаю всех своих внуков, - он коснулся кончиками пальцев медовых волос девочки, таких похожих на волосы его единственной дочери. – Проходи, ты, верно, хочешь помолиться за брата.
Леси медленно кивнула, с недоверием поглядывая на старика. Этим она и отличалась от землепашцев, и даже от братьев. Все-таки, права была Вайспута, в ней больше от охотников, чем во всех остальных детях Ольжаны вместе взятых, несмотря на внешность.
Девочка с любопытством осматривала красную хату, внутри которой оказалась впервые. Этот сруб находился в самом центре села и служил не только для проведения церемоний и молитв, но, также, для собраний землепашцев, где они решали общественные проблемы. Во время больших праздников собирались на поляне, посреди которой стоял большой идол, изображавший четырех крылатых мужчин, лицами обращенных к четырем сторонам света. Статуя символизировала единство братьев-ветров, хотя какое может быть единство, если они были повернуты друг к другу спинами, Леси не понимала. Наверное, и для этого была еще слишком мала. Хата же вмещала всего одну статую с четырьмя лицами, которую девочка видела впервые. Она показалась Леси уродливой, но нельзя же обижать богов в их собственном доме. Девочка прошла вдоль многочисленных рядов лавок, которые заполняли почти все помещение, кроме небольшого возвышения перед алтарем со статуей, и остановилась, выбрав лицо, обращенное к западу. Оно почему-то показалось Леси самым добрым, хоть таким же некрасивым. Девочка вопросительно глянула на старика.
- Что мне говорить? Я раньше никогда… - стесняясь, начала она.
- Говори, что хочешь. С детьми землепашцев мы разучиваем разные формулы, но я не думаю, что от этого боги лучше слышат их просьбы. Просто встань на колени и говори то, что на душу ляжет. Если молитва идет из сердца, то боги тебя услышат, как бы ты ее не произносила.
Леси опустилась на колени. Ноги с непривычки заболели, упираясь в твердый пол.
«Я знаю, что не должна быть здесь», - говорила про себя Леси. – «Все это неправильно. Знали бы взрослые, что я молюсь, как землепашка, наверняка, заругались бы и на неделю поставили в угол на горох, но… Я не знаю, что еще сделать. Мама не позволила остаться с Рейком ночью, и простыни… я даже на такую малость, как отстирать их от крови, оказалась не способна», - Леси подняла голову и пристально посмотрела в глаза деревянного идола.
«Пожалуйста, помогите брату. Лейф говорит, что на охоте он абсолютно бесполезен, но… ведь Лейф так говорит про всех. А Рейк, он особенный. Он добрый и внимательный. Он единственный заботился обо мне, защищал, слушал мои глупости, играл со мной … А какие он прекрасные вещи мастерит. Вот», - Леси достала из кармана искусно вырезанную из дерева фигурку кошки. Девочке всегда хотелось, чтобы у них дома жила кошка, но охотникам положено было держать только ездовых животных да собак. Кошки считались питомцами землепашцев, поэтому охотники относились к ним с презрением, как и ко всему остальному, принадлежащему соплеменникам с другой стороны. Рейк не мог подарить сестре настоящую кошку, поэтому вырезал ее из дерева. Она получилась совсем как живая, только крохотная. Это была любимая игрушка девочки. Леси положила ее у ног статуи снова подняла глаза к лику.
«Эта кошка - самое дорогое, что у меня есть. Возьмите ее. А если… если этого мало, то возьмите мой голос. Бабушка говорит, что это очень ценный дар, но мне он не нужен. Из-за него меня все ненавидят. Заберите его и спасите Рейка. Он заслуживает того, чтобы жить. Прошу».
Леси встала с колен и вытерла рукавом невесть откуда появившиеся слезы.
- Все будет хорошо, - сказал старик, ласково глядя на нее. – Они все видят, все слышат и над братом вашим обязательно смилостивятся. По-другому и быть не может.
Леси попрощалась с добрым жрецом и, окрыленная надеждой, побежала домой. На пороге ее с суровым видом дожидался Дэйхен. Заметив его, Леси замедлила шаг, силясь понять, что могло его разозлить.
- Где ты была? – строго спросил он.
- Я, ну… в деревне, - замялась девочка. Врать она не умела, а за правду могла сейчас сильно схлопотать.
- Зачем? Тебя, кажется, просили собрать ягоды для лекарства Рейка.
- Я отдала их братьям, - Леси потупилась. Он все знал. Наверняка, это Лейф рассказал про то, что она ходила в красную хату.
- Ты должна была принести их сама, ведь за ними посылали именно тебя. Охотники не перекладывают ответственность за порученное им дело на других, - начал отчитывать ее Дэйхен. – А теперь скажи мне, зачем ты ходила в деревню?
- Хотела помолиться братьям-ветрам за выздоровление Рейка, - с трудом выдавила из себя девочка, потому что скрывать больше не могла.
Отец разъяренно сверкнул глазами и схватил ее за ворот платья.
- Кто тебя надоумил? Мать? – кричал он, щедро разбрызгиваю слюну во все стороны.
- Нет-нет! – испуганно ответила Леси. Ей совсем не хотелось, чтобы за ее проступок страдала еще и мама. – Я сама, сама так решила.
- Ах, сама, значит, и отвечать будешь сама.
Вначале было очень больно. Мелкие горошины въедались в кожу и продавливали кости. Руки затекли и ныли от тяжести наполненного водой ведра, которое приходилось держать над головой. Постепенно боль угасала, растекалась по всему телу и, наконец, растворялась в полной апатии и онемении.
Леси обычно слушалась взрослых, и на нее практически никогда не ругались. Наверное, поэтому наказание казалось таким обидным и унизительным. Хотелось плакать, но она не смела. Плакать в присутствии взрослых считалось позорным, хотя Мейр и Бейк смотрели на нее с пониманием и сочувствием, и даже, вроде бы, выглядели слегка виноватыми, бросая обвиняющие взгляды на старшего брата, который даже голову в ее сторону повернуть не желал.
Дэйхен снова поругался с женой, уверенный, что это она тайком подучивает детей поклоняться идолам землепашцев. В конечном итоге, он был прав – это она попросила мальчиков сходить в красную хату к ее отцу. Правда, на Леси ей не позволяла оказывать такое сильное влияние бдительная Вайспута. Старуха тщательно оберегала маленькую Поющую, их дорогое сокровище, гордость и надежду семейства. Оттого отец и разгневался на дочку гораздо сильнее, чем на сыновей, ведь не ждал от них никаких свершений, разочаровался уже давно.
Когда Дэйхен, наконец, решил, что наказание дочки закончено, то просто забрал сыновей и ушел на улицу. Вайспута куда-то отлучилась, а Ольжана крепко спала после того, как выпила лекарство. Леси медленно поднялась с колен – они плохо сгибались после того, как она долго просидела в неудобном положении – и подошла к кровати, на которой лежал Рейк.
- Больно? – спросил он, касаясь холодной ладонью горячей щеки девочки. Та, ласково улыбаясь блестевшими от невыплаканных слез глазами, покачала головой и взяла его ладонь в свои, надеясь согреть ее. – Меня можешь не обманывать. Мне тоже больно, постоянно, такое ощущение, что вся нога в огне, даже та ее часть, которой… - он запнулся. Рейк так и не осмелился посмотреть на уродливый обрубок, что остался от его правой ноги, - Которой нет.
- Прости, я не смогла ничем помочь, - чаша переполнилась и по румяным щекам Леси по текли крупные слезы.
- Ты не виновата, никто не виноват, кроме меня, - глядя в потолок, ответил брат. – Я оказался слишком слаб. Знаешь, каждый раз отправляясь на охоту вместе с отцом, я боялся, что не вернусь обратно, ждал этого… Как упаду в овраг, сверну себе шею, взбираясь на очередную кручу или… или вот так попаду в когти зверю. Но как же это, все-таки, страшно, когда происходит на самом деле… Похоже, боль окончательно затуманила мой разум, не стоит мне тебе этого рассказывать. Не хочу, чтоб ты помнила меня таким слабым, немощным. Возьми там на стуле.
Леси подала ему маленькую деревянную свирель с двумя стволами.
- Я хотел сделать инструмент, который бы звучал также красиво, как твой голос, но не сумел. Времени не хватило, - он поднес свирель ко рту и попытался наиграть простую мелодию. Она звучала грустно и незаконченно. Поняв это, Рейк остановился, тяжело вздохнул и отдал свирель сестре.
- Красиво, - попыталась подбодрить его Леси, но вышло не слишком убедительно, потому что через каждый слог ее душили всхлипывания.
Рейк снова посмотрел на сестру. Лицо его прояснилось и разгладилось, будто он вспомнил что-то очень хорошее.
- Знаешь, когда бабуля дала мне свое снадобье, ну перед тем как… - он снова не смог произнести это вслух, но Леси сделала вид, что ничего не заметила. - Я видел сон, странный такой, цветной, на сон совсем не похожий. Будто явь и навь слились в одно, и смотреть на них можно лишь сквозь пелену ласкового золотистого цвета. Я парил над огромным селом с каменными постройками. Вершины гигантскими соснами уносились в необозримую высь, а на самых кончиках горел живой огонь, и оттуда вязкой смолой стекал вниз красный камень. У подножия роилось множество людей в легких светлых одеждах. И я наблюдал за этим дивом не один. Ты летела рядом, широко размахивая гигантскими белыми крыльями. У меня перехватило дух от восхищения, но потом на одной из скал, высившихся на окраине села, я увидел призрачную фигуру. Она протянула руку, словно звала кого-то. И ты оставила меня… Оставила, чтобы быть с ним, с тем, кто ждал тебя на той темной скале, и я отпустил тебя… со спокойным сердцем, потому что знал, что это – твоя судьба, твой выбор.
- Я никогда не оставлю тебя, - жарко заверила брата Леси. Рейк грустно улыбнулся.
- Тебе придется, - он снова отвернулся, пряча глаза, а потом тяжелым, надрывным голосом продолжил. – Обещай, что отпустишь меня, когда придет время.
- О чем ты? – никак не могла взять в толк Леси. – Твое время придет еще очень нескоро, может, еще позже моего. Я... я просила братьев-ветров, чтобы ты поправился. Бабуля говорит, что они слышат таких, как я, поющих. Они обязательно помогут, я верю. И ты должен.
- Не хотел тебя разочаровывать, но им нет дела до смертных. Об этом каждый охотник знает, да и ты сама скоро это поймешь. Слишком скоро, я чувствую.
- Нет! – выкрикнула девочка так громко, что весь сруб сотрясся до основания. Ольжана вздрогнула, просыпаясь, и отвернула занавеску, пытаясь понять, что происходит. Расстроенная, Леси выбежала из дома и помчалась к лесу, чтобы спрятаться и побыть одной.
Вечером она вернулась притихшая, не плакала больше и старшим не перечила, все время повторяя про себя: «Спасите его, спасите». Тянулись дни, а за днями - недели. Рейк пошел на поправку, боль и жжение потихоньку отступали, раны затягивались. Леси исправно готовила ему лекарства и мази, даже сама наносила их под присмотром Вайспуты, а потом и без него. Странно, все эти дни не было ни ветра, ни дождя. Стояла жаркая засушливая погода, столь необычная для сырого болотистого Прилесья. Землепашцы уже начали побаиваться за урожай, устроили затяжной праздник дождя с шумными песнями, танцами и огромными кострами, на которых сожгли всех нашедшихся в селе пугал. Не помогло, только жарить стало сильнее, да и птиц налетело великое множество.
После этого устроили великий плач. Женщины в черных одеждах, изнывая от палящего солнца, целыми днями рыдали над горящими полями, падали на колени, заламывали руки и молили-молили-молили, чтобы ветры вернулись в их несчастный край. Охотники наблюдали за творившимся безобразием со сдержанным презрением, тайком посмеиваясь над глупыми затеями соседей. В дорогу собирались отправиться после праздника самой короткой ночи. Они хоть и не отмечали его, но хотели убедиться, что с Рейком все будет в порядке, прежде, чем оставить его на попечении женщин.
Тучи собрались неожиданно и очень быстро, будто западный ветер спешно нагнал грозу для доставших его окончательно своими молитвами землепашцев и понесся дальше по своим божественным делам. Накрапывало. Вначале тихонько, едва заметно, а потом загремело-засверкало, да пролилось, как из решета на землю, оставляя громадные чавкающие лужи. Не страшась ни грома, ни молний землепашцы повыскакивали на улицу и от радости ринулись в пляс. Только охотникам уже было не до праздника.
В полночь Рейка начало заметно колотить, а к утру кинуло в жар. Ослабленное измученное тело больше не могло удерживать в себе сознание. Мальчик бредил, плотно смежив веки, то еле слышно бормоча какую-то несуразицу, то выкрикивая обрывки фраз, которые вкладывало в его уста мироздание. Его тоже лихорадило, просто никто еще этого не замечал. «Тени, тени идут!» - истошно орал он, потом замолкал и успокаивался на несколько мгновений и снова: «Предатель, на востоке предатель!»
Леси смачивала в холодной воде тряпицу и протирала пот со лба и груди брата, приговаривая, что все будет хорошо, хотя сама уже в это не верила. Дэйхен, как загнанный в угол самец саблезубой кошки, мерил шагами собственный дом, затыкая уши, когда во время раскатов грома его сын кричал особенно громко. Ольжана отодвинула занавеску и поминутно всхлипывала, не в силах сдержаться. Лейф сидел, покачивался на стуле из угла в угол, бессмысленно глядя в потолок. Мейр и Бейк молча наблюдали за происходящим, не смея даже пошевелиться. Вайспута хлопотала со снадобьями, проверяла повязку на ноге Рейка, тяжело вздыхала и кидала в котел над очагом все новые и новые травы.
Вконец обессилев, Рейк затих. Лежал так некоторое время, вроде бы даже жар спадать начал. Леси обрадовалась, надеясь, что худшее уже позади. Вайспута подошла посмотреть, как изменилось состояние внука, а потом сняла с головы косынку, перевела взгляд на сына и тихо произнесла: «Отходит».
- Что? Нет! – закричала Леси. Она схватила брата за плечи и начала трясти. – Не умирай, слышишь, не смей умирать.
Вайспута попыталась отодрать ее от мальчика, но тот неожиданно открыл глаза, мутные и пустые одновременно.
- Смерти нет, - сказал он неестественно ровным спокойным голосом, крепко схватившись за руку сестры. – Передай ему, смерти нет.
Вдруг он обмяк, упал на кровать и больше не шевелился. Вайспута легонько отстранила внучку и закрыла пустые глаза покойника.
- Отмучился, - устало утирая пот, сообщила старуха.
Ольжана тихонько вскрикнула и заплакала уже в голос. Дэйхен остановился и долго смотрел на распластанное на кровати тело. Братья одновременно подались вперед, чтобы поддержать родителей, но что для этого надо сделать, они не представляли. Усталость как-то разом навалилась на восьмилетнюю девочку. Сделав несколько шагов к темному углу, Леси уселась на пол, уперевшись спиной в стену, и поджала под себя ноги, обхватывая колени руками. Ни говорить, ни даже плакать не хотелось. Она чувствовала себя опустошенной – ни единой мысли в голове, ни боли, совсем ничего. Как будто все окаменело и умерло вместе с Рейком. С потолка на тоненькой серебряной паутинке спустился паук-крестовик, спрыгнул на голову девочки, сполз по руке на пол и устремился к окну. Леси отстраненно смотрела ему вслед.
Гроза прекратилась. Ветер стих. Из-за туч пробивались первые лучи восходящего солнца, расцвечивая их в странные фиолетово-зеленые тона. На дороге показались четыре тени, медленно обретающие черты всадников в развивающихся по ветру плащах. Они скакали мимо Ветревки прочь от Заповедного леса, а не обратно, как они обычно делали на закате, но Леси они уже не радовали. Пусть себе скачут на все четыре стороны, все равно им нет до смертных никакого дела.
Хоронили Рейка в полдень в небольшом болотце на краю Заповедного леса. Землепашцы обычно закапывали мертвецов в землю и ставили у того места камень-надгробие, либо насыпали над могилами курганы, если хотели воздать особые почести усопшему, охотники же поступали по-другому. У них не было могил или склепов, где они бы могли поклоняться предкам. Обычно, тела умерших оборачивали в холщовую ткань, укладывали на маленький плот, поджигали его и пускали по течению. Огонь уничтожал плоть, а мутные воды упокаивали прах навеки вечные, чтобы никто не мог его потревожить. Если реки поблизости не было, тело просто сжигали, а прах рассеивали по ветру. У Майери, живших на окраине леса в заболоченной местности, была особая традиция. Они хоронили своих мертвых в трясине, наблюдая, как коричневая жижа медленно и со смаком поглощает тела усопших. Так было решено сделать и на этот раз.
Братья все утро промаялись в поисках паладинников – нежно-голубых цветов, которые возлагали на грудь усопшего, прежде, чем отпустить его в мир мертвых – но так ничего не нашли и вернулись с пустыми руками. Леси помогать им не стала - наотрез отказалась покидать Рейка. После возвращения сыновей Дэйхен велел Лейфу взять Ольжану на руки, а сам понес младшего сына к болоту. Тело Рейка набухло и сделалось невероятно тяжелым, хотя при жизни он был тонким и легким, как пылинка, в отличие от плотных коренастых близнецов и высокого мускулистого Лейфа. Верно, это от того, что славная душа мальчика больше не окрыляла его. Теперь в руках отца осталась лишь бренная оболочка того, кто когда-то был его младшим сыном, любимцем матери, талантливым, умным, веселым… Добрым мальчиком.
«Только бы не заплакать», - думал про себя Дэйхен. Только этого не хватало. Надо быть сильным, надо показывать пример, надо… Боги, как он устал от всего этого: от бесконечного напряжения, опостылевшей охоты, больной и совершенно не понимающей жены, бестолковых сыновей, которые все время так и норовили попасть в неприятности, властной матери, которая даже после свадьбы умудрялась навязывать его семье свою волю, и даже от дочки… особенно от дочки, от этой тихой, послушной девчонки со жгучими глазам цвета холодной стали, в которых ни единого чувства нельзя было разглядеть. Вот и сейчас она казалась самой спокойной из всех, ни взглядом, ни жестом не выдавая скорби о брате. Как же так получилось, что маленькая хрупкая девчонка больше похожа на бесстрашных несгибаемых охотников, чем он сам?
Дэйхен остановился на краю трясины. Положил тело на землю и подтолкнул вперед. По бокам столпились его домочадцы, молча наблюдая, как холщовый саван с телом медленно поглощает ненасытная трясина.
Леси теребила кончик косы, накручивая волосы на пальцы. «Это уже не он. Его здесь нет. Он ушел на последнюю охоту… и уже никогда-никогда не вернется. Потому что богам нет дела до смертных, никому нет до нас дела». Девочка почувствовала на спине чей-то взгляд и обернулась. Из-за неохватного ствола столетнего дуба выглядывал старик-шаман из красной хаты. Прятался он плохо, поэтому все семейство уже давно заметило присутствие непрошеного гостя, но из уважения к усопшему все молчали.
Когда холст скрылся из виду, полностью утонув в трясине, Ольжана что-то шепнула на ухо державшему ее на руках сыну и кивнула головой в сторону дерева, за которым прятался шаман. Наблюдавший за ними краем глаза Дэйхен болезненно поморщился, но потом, все же, принял ношу Лейфа на себя, так как руки мальчика заметно дрожали от напряжения и грозили вот-вот уронить Ольжану на землю.
Вайспута повернулась в сторону дома и зашагала прочь, сказав, что у нее сегодня слишком много дел, чтоб терять время даром. Мальчишки собрались вместе и, коротко что-то обсудив, как можно незаметней направились в село. Леси увязалась за ними, но, почувствовав, что Лейфу явно претило ее общество, вернулась домой
Девочка поднялась на порог и через приоткрытую дверь услышала сердитые голоса родителей.
- Зачем он приходил? – грозно вопрошал отец.
- Я его не звала. Он ведь шаман, у них свои способы обо всем узнавать, - под стать ему отвечала мать. - И не ори на меня. Рейк был и его внуком. Он просто хотел посмотреть на мальчика перед тем…
Раздался громкий всхлип.
- Прекрати рыдать, женщина. Ты уже давно не сопливая землепашка, не забывай об этом. И я прекрасно видел, как ты науськиваешь детей ходить к нему в красную хату!
Леси испуганно прижалась к двери, прислушиваясь.
- А ты не видишь, как они расстроены? Их дух дал трещину. А в красной хате можно остаться наедине с собой, помолиться и найти успокоение. Им сейчас это гораздо нужнее, чем твой мрачный вид. Я бы и сама туда пошла, если б ноги меня слушали.
- С мальчишками делай, что хочешь, с них все равно никакого толка, но голову Леси своими глупостями засорять не смей, слышишь?! Она Поющая, гордость и надежда рода. Когда-нибудь она станет во главе Охотников севера, а может даже ее примут Сумеречные и тогда…
Девочку вдруг пробил озноб, и захотелось плакать.
- Что тогда, Дэйхен? Она погибнет на очередной охоте от лап каких-нибудь жутких тварей, как Рейк? Я не хочу больше терять детей. Ни одного из них. Если бы ты ее действительно любил, то пошел бы к моему отцу и вытянул жребий, чтобы она могла спокойно выйти замуж, растить детей и быть счастливой. Но нет, ты всегда думаешь только о себе и о гордости рода, хотя и рода-то давно уже нет. Только мы остались.
Леси зажимала рот рукой, чтоб не закричать. Как они могли все решить за нее? Неужели вся ее жизнь теперь определяется их правилами и желаниями, неужели ничего не будет, кроме охоты или устроенной матерью свадьбы? А как же ее желания? Хотя у нее их особенно и не было, ведь она всегда жила умом старших, делала только то, что было велено. Леси почему-то всегда считала, что через пару лет, когда она станет взрослой, то сможет сама решать, что делать, а что нет. Ну или хотя бы будет знать, чего ей на самом деле хочется, а теперь все предрешено… Как предрешена была смерть Рейка, и что бы она ни делала, все оказалось бесполезным. Зачем так жить?
- Леси, что ты здесь делаешь? – на ее плечо легла старческая рука.
Девочка обернулась и отрешенно уставилась на Вайспуту.
- Все хорошо? – спросила бабка, тревожно вглядываясь в полные отчаяния глаза девочки.
Леси не ответила, вырвалась и помчалась к лесу, не оглядываясь.
- Стой, скоро смеркаться начнет! – крикнула вслед Вайспута, но та уже ничего не слышала. Старуха всплеснула руками и вошла в дом, где продолжали самозабвенно ругаться ее сын с невесткой.
Леси бежала столько, сколько хватало сил. Выдохнувшись, она оперлась о ствол высокой корабельной сосны, с трудом переводя дыхание. Сердце колотилось, как бешеная птица, больно отдаваясь во всем теле. По спине градом катился пот, по щекам текли безудержные слезы. «Все, все, хватит, успокойся», - повторяла она себе, но это не помогало.
Приложив все усилия, чтобы взять себя в руки, Леси, наконец, посмотрела по сторонам. Места были незнакомые – она никогда не заходила так глубоко в чащу. Зато на пригорке чуть поодаль от сосны, за которую она держалась, дробной, нежно-голубой россыпью росли паладинники. Леси бросилась собирать их в букет, петляя между деревьями, то спускаясь, то поднимаясь из оврагов. Когда набрала полную охапку, вдруг остановилась, вспомнив, что похороны Рейка уже давно закончились. Она подняла голову и поняла, что окончательно заблудилась, хотя и находилась возле широкой нахоженной дороги. Солнце успело спрятаться за деревья, и землю укутали полупрозрачные сумерки.
Вдруг издали донеслось веселое пение. «Солнцеворот», - вдруг догадалась девочка. Женские голоса приближались, сливались вместе с птичьими трелями, приветствуя самую короткую, самую волшебную ночь в году. Леси юркнула в кусты и оттуда наблюдала, как из-за изгиба дороги медленно выплывала облаченная в белые свадебные одежды процессия девушек-землепашек. Они пели, но совсем не так, как Леси, не призывали ветер, не рассказывали о своих бедах и горестях, а просто веселились, вкладывая душу в музыку. Пусть голоса их были не такими чистыми и звонкими, но песня их трогала сердце и завораживала разум.
Таясь за кустами и деревьями, Леси двинулась следом за праздничной процессией. Шли они долго никуда не сворачивая, пока не оказались посреди огромной круглой поляны, в конце которой виднелась широкая непроглядно-черная яма. Девушки взялись за руки и повели вокруг нее хоровод. То и дело одна из них выходила в центр, доставала из-за пазухи камушек с руной и прыгала в яму. Тьма бесследно поглощала ее. За ней прыгала следующая, пока все не исчезли.
Только тогда Леси решилась выйти из укрытия, смутно припоминая рассказы матери о дивном празднике землепашцев, во время которого достигшие брачного возраста девушки отправлялись в Поземный город богов, чтобы получить от них благословение на долгую и счастливую жизнь. Должно быть, эта яма и есть вход в другой мир. Кто знает, может, Рейк сейчас там, на другой стороне, и если Леси последует за девушками, то встретит его снова и уже больше никуда не отпустит.
Леси медленно подошла к черному отверстию и просунула туда руку. Там она наткнулась на что-то твердое, барьер, преграждавший путь внутрь.
Быть может, чтобы преодолеть барьер, надо прыгать, как девушки. Не долго думая, Леси проверила свою догадку, полетев в зияющую пустоту с разбегу, но барьер никуда не делся. Девочка спружинила об него, отлетела в сторону, упала и покатилась по траве.
Раздался громкий стук копыт. Земля задрожала. Леси повернула голову в сторону дороги. Оттуда прямо на нее неслась четверка всадников, тех самых, за которыми Леси так любила наблюдать по вечерам. Они с неумолимой скоростью летели прямо на девочку. Ледяной ужас сковал ее, не позволяя двинуться, увернуться от мощных лошадиных копыт. Она подняла взгляд на ближнего к ней всадника. Их глаза встретились. Густые серые и глубокие темно-синие. Сцепились между собой, прожигая и одновременно затапливая друг друга.
Через мгновение, которое показалось Леси вечностью, всадник разорвал сковавшую их взгляды невидимую цепь и резко ушел вбок, заставив своих товарищей потесниться и принять левее. Пролетев мимо девочки, лошади по очереди заскакивали в яму, легко преодолевая закрывавший ее барьер. Последний, тот самый, что отвернул остальных от Леси, обернулся и бросил заинтригованный взгляд на распластавшуюся на земле девочку и тоже исчез.
Леси поднялась, оттирая с себя грязь. Ноги сами двинулись по дороге, откуда пришли на поляну девушки. Колени и локти саднили от удара, но голова была легкой-легкой, будто в ней поселилась стая бабочек и порхала-порхала-порхала от мысли к мысли, не позволяя ни на чем надолго останавливаться. Кроме глаз. Темно-синих, как сгустившийся вокруг сумрак. Погруженная в этот странный морок, девочка и не заметила, как дошла до Ветревки.
Была уже поздняя ночь. Тонкорогий серп месяца висел высоко над стрехами срубов землепашцев. Окна горели только в красной хате. Леси вдруг вспомнила, как девушки на поляне доставали из-за пазухи камушки с рунами. Такие она видела именно там. С минуту попереминавшись у порога, Леси, все-таки, постучалась в дверь. Из хаты донеслись торопливые шаги. Дверь отворилась, и в залитом тусклым светом лучины проходе показался старик шаман.
- Что ты здесь делаешь? – недовольно спросил он. – Тебя родители уже обыскались. Небось, до сих пор по лесу рыскают. Скорее беги домой!
- Дедушка, в прошлый раз я не спросила, как Вас зовут… и я не знала, ну, что Вы мой дедушка, - запинаясь, начала девочка, догадавшись, что просить так сразу с порога не стоит.
- Угэне…, - замялся старик, не заметив как девочка просочилась внутрь и уселась на одной из лавок. - Жаром, зови меня просто Жаром.
- Я в лесу была. Видела девушек в свадебных платьях. Они пели, - сказала Леси, беззаботно покачивая торчащими из-под платья босыми ногами.
- Сегодня праздник самой короткой ночи. Обычно, в этот день мы отправляем в Подземный город богов достигших шестнадцатилетия девушек, на которых выпал жребий.
- Камушек с руной, - девочка махнула в сторону стоявшего у алтаря ящика.
- Камушек с руной, - согласился старик и продолжил. – Тогда боги и серчать на нас не будут, и благоденствия в семьи принесут.
- А можно… - начала Леси и по тому, как засверкали ее глаза, Жаром вдруг догадался, чего она добивается. – Можно и мне жребий вытянуть. Ведь я тоже девочка.
- Это тебя Ольжана подучила? – седые кустистые брови старика сошлись над переносицей, от чего вид его сделался весьма свирепым, но девочка не дрогнула.
- Нет, я сама так решила. Са-ма, - четко и ясно ответила она. – Так Вы дадите мне жребий?
- Нет, жребий должен тянуть твой отец.
- Но он никогда не станет этого делать, - Леси вдруг осунулась. – И заругает, если я вообще заикнусь об этом.
- Значит, так тому и быть, - девочка совсем повесила голову. Сердце Жарома защемило от тоски. – Послушай, я когда-то говорил это твоей матери, теперь повторю тебе. Руны – жребий землепашцев, у охотников другая жизнь, другая судьба. Все мы узники уготованной с рождения участи, и никто не в силах вырваться из ее сетей, как бы ему этого не хотелось. Смирись и иди домой. Твою семью постигло великое горе, не стоит расстраивать их еще больше.
Девочка спрыгнула с лавки и недовольно уставилась на старика.
- Я не смирюсь, - с мрачной уверенностью, которая появилась у нее впервые, сказал Леси. – Ни-ког-да.
И не обращая на пораженный взгляд старика никакого внимания, пошла домой.
Леси была уже у раскидистого дуба, что рос возле тропинки, ведущей к ее дому, как кто-то схватил ее за плечо и прижал к дереву.
- Где ты ходишь, паршивка?! – закричал Лейф, наматывая длинную косу сестры на кулак. – Родители от переживаний с ума сходят, а тебе и дела нет, глупая беспечная девчонка.
- Я нашла паладинники для Рейка и хотела отнести их на болото, - сказала девочка, протягивая брату букет нежно-голубых цветов, которые ночью источали дурманящий горьковатый запах.
- Похороны уже давно закончились. Твои цветы никому не нужны, - Лейф кинул букет на землю и растоптал его. Леси внутренне сжалась от испуга, глядя в светящиеся в темноте яростные глаза брата. – Думаешь, раз ты поющая, тебе можно доставлять всем столько беспокойства? У мамы жар начался! Отец орал на нее, как бешеный, из-за твоей глупой выходки.
- Лейф, погоди, что ты делаешь?! – послышались тревожные голоса Бейка и Мейра, когда рука старшего брата сдавила горло девочки, позволяя ей делать лишь короткие болезненные вздохи.
- А что, вот придушу ее, как душат птенцов ящероптицы Мармыты в Коварных топях, и не будет у нас Поющей, - Лейф зловеще ухмыльнулся. – Не на кого будет возлагать надежды на восстановление былого величия рода Майери. Останемся только мы, никчемные и бессильные. Но знаете, им все же придется оценить нас и относиться не как к отребью, потому что лучше у них никого не будет.
- Лейф, остановись, - ужаснулся Бейк его словам.
- Ты не можешь говорить это всерьез. Я знаю, ты расстроен из-за смерти Рейка, мы все расстроены, но Леси тут не причем. Отпусти ее, - попытался увещевать старшего брата Мейр. Близнецы приближались к ним нарочито медленно, как бы боясь вспугнуть, но Лейф раскусил их намерение и сильнее сжал пальцы на горле сестры. В то же мгновение Бейк и Мейр повисли у него на плечах, стараясь освободить сестру. Леси улучила момент и со всех сил пнула Лейфа по промежности, и как только хватка на горле ослабла, змейкой вывернулась из его рук и помчалась прочь.
Лейф, старший и самый крупный из сыновей Дэйхена – не зря ведь первенец со священным именем – легко сбросил братьев с плеч и побежал вслед за девчонкой. Побывав в тисках стальной хватки Лейфа, горло Леси сильно саднило, не позволяло набрать полную грудь воздуха. Девочка задыхалась на бегу, а короткие ноги не позволяли двигаться достаточно быстро, чтобы спастись от привыкшего к стремительному преследованию во время охоты брата. Бесполезно, мелькнула в голове отчаянная мысль. Леси остановилась и резко развернулась. Один вдох, два – выровняв дыхание, насколько это было возможно, собрав в кулак остатки сил, она запела, звонко, громко, так громко, как только могла.
Ключевые слова: Боги девочка дорога