Там, на улицах города...
Я никогда не праздную Хэллоуина. То есть так, как все его празднуют, как это принято – в масках и рогатых шляпах под дождем из конфет и серпантина. Мой Хэллоуин другой. Мой Хэллоуин тих, спокоен, я провожу его в своей комнате с бутылкой коньяку, «Прирожденными убийцами» Оливера Стоуна и музыкой Led Zeppelin. Так повелось с того далекого года, когда мне было тринадцать лет. Именно тогда у меня и Хэллоуина установились особые личные отношения.1
[/center]
Когда Никита услышал трель звонка непогожим октябрьским утром, он сразу понял, что ничего хорошего она не предвещает. Просто потому, что такой звук его звонок издает только если со всей силы треснуть по нему кулаком. «Да, так и есть», - подумал Никита секунду спустя, услышав, как дверь получила пинок. Не иначе, пришла женщина на грани нервного срыва. Никита усмехнулся своим мыслям и пошел открывать.
- Здравствуй, - сказал он, изобразив на лице безмятежность.
- Привет, - пробормотала его гостья, отпихнув его с порога и привычно направившись в его комнату, дымя сигаретой.
- Ради бога, не тряси пепел на ковер! – крикнул он ей вслед, запирая дверь. Девочка проговорила в ответ что-то невнятное и не особенно дружелюбное. Никита на секунду задержался перед зеркалом – чуть взлохматить прилизанную «школьную» прическу – и последовал за подругой.
Все кругом удивлялись этой дружбе. Никита – мальчик из более чем приличной семьи, в свои тринадцать почти в совершенстве владеющий английским языком, ученик престижной школы, краса и гордость художественной студии и прочее-прочее-прочее… и вдруг эта Пат – непонятно, откуда взялось у нее это имя? – дочка спившегося писателя, которого в городке никогда не воспринимали даже как бывшего интеллигента, и всегда называли только бездельником. Пат носилась по улицам с вечной сигаретой в зубах, прогуливала школу, сторонилась ровесников и, говорят, подворовывала. Отец поколачивал ее в воспитательных целях, и частенько она удирала от него в одной пижаме и тапках – но и тогда не просила помощи соседей. Каким образом такой, как Никита, мог подружиться с такой, как Пат – для всех оставалось загадкой. И тем не менее, их дружба длилась уже два года - что, когда тебе тринадцать, вполне приличный срок – и день ото дня только крепчала. Никто никогда не считал их «парой» - разве что родители Никиты называли Пат «прелестной девчушкой», сопровождая это чуть ли не понимающим подмигиванием.
- Что опять стряслось? – спросил Никита размахивая руками в надежде развеять клубы сигаретного дыма, наполнившие комнату. Пат молча откинула волосы с правой половины лица. На скуле расцветал фиолетовый кровоподтек.
- Опять? – вздохнул Никита и сел на ковер у ног подруги.
- Снова, - ответила она, затушив сигарету в цветочном горшке. Никита молча вытащил окурок и выбросил в форточку. – Ненавижу детство. Если бы мне только было восемнадцать, стала бы я тут торчать с этим козлом и его пассиями?
Никите нечего было ответить ей. Он только сочувственно помычал и хлопнул ее по спине.
- Не грусти. Сегодня великий день.
- Ты о чем?
- Сегодня 31 октября… никаких ассоциаций?
- Ммм… убили родителей Гарри Поттера? – попробовала мрачно пошутить Пат. – Да я помню. Хэллоуин. У меня каждый день Хэллоуин, знаешь ли.
- Ну прекрати! – воскликнул Никита. Он терпеть не мог, когда Пат начинала плакаться на судьбу. Он каждый раз чувствовал себя виноватым, что его никто не лупит. Обычно, когда он намекал Пат, что пора бы ей прекратить нытье, она становилась веселой, предлагала какую-нибудь затею, но сегодня она молчала, уставившись на свои коленки. Лицо было завешано волосами, темными и волнистыми (она заставляла себя думать, что они делают ее похожей на Джимми Пейджа), так что Никита не мог ничего прочесть на ее лице.
- Патти, - позвал он ее чуть ласковей – на секунду ему показалось, что она плачет, что, конечно, было невозможно: Пат – и слезы?
Она откинула волосы с лица и посмотрела на него. Губы Пат дрожали, от покрасневших глаз по щекам пролегли мокрые дорожки. Никита был поражен.
- Пат! Пат, ну что ты! Пат! – он только и мог, что мямлить ее имя, пока не решился, наконец, обнять ее. Это вышло очень неловко, по-детски – и все-таки Пат положила голову ему на плечо. Ее джиммипейджовские волосы щекотали Нику шею, майку промочили слегка ее слезы, он был в замешательстве от такой неожиданной близости и понятия не имел, как ему теперь действовать.
Но Пат не была бы Пат, если бы не смогла взять себя в руки. Она подняла голову с его плеча, сбросила его руку и утерла слезы кулачком. Никита поймал себя на странном чувстве умиления, вызванным этим жестом.
- Что-то я гоню, - буркнула Пат, по привычке грубостью прикрывая неловкость. – Извини.
В комнате повисло осязаемое молчание. Пат щелкала зажигалкой, пытаясь закурить, но руки дрожали, и ничего не получалось. Наконец, Ник отобрал у нее зажигалку и сам поднес огонек к ее сигарете. Она не сказала ему «спасибо». Он, в общем-то, и не ждал.
- Я хочу сбежать. Я не хочу к нему возвращаться.
- Ты можешь немного пожить у нас, - предложил Ник без особой надежды. Он понимал, что Пат имеет в виду побег окончательный и бесповоротный.
- Не вариант, - буркнула она. – Я хочу сбежать куда-нибудь… далеко. Совсем далеко. Чтобы никто не смог меня найти. Даже ты.
Ник резко обернулся и в упор уставился на нее, пытаясь понять, насколько она говорит серьезно. На лице Пат не было и тени улыбки. Только мрачная решимость и сосредоточенность. Казалось невероятным, что две минуты назад она плакала у него на плече.
- Даже я? – переспросил Ник. – Что значит «даже я»? Если ты куда-то уходишь, я иду с тобой!
Пат с недоверчивым интересом уставилась на него. Ник запоздало смутился и почти пожалел о сказанном, решив, что она сейчас подымет его на смех. Но она оставалась серьезной, только смотрела теперь на него как-то по-другому.
- Ну хорошо, - сказала она. – Пойдем сейчас же, пока никто из нас не передумал. Я хочу заглянуть кое-куда. Надо бы успеть до темноты. Собирайся поскорее.
Ник не был готов к такой поспешности, но уже не мог пойти на попятный, после того, что он сказал (и как он это сказал), поэтому ему оставалось только подняться на ноги и начать собирать рюкзак. Он побросал туда самые необходимые вещи: теплый свитер, блокнот для рисования, карандаши, спички, плейер, несколько кассет своих любимых Нау, подумав, прихватил еще и Цеппелинов – для Пат. Взял из папиной комнаты несколько пачек Pall Mall, после минутного раздумья вытащил из бара бутылку коньяку – больше для того, чтобы казаться самому себе истинно плохим парнем. Он все еще воспринимал побег скорее как игру, как «терапию» для Пат.
- Готов? – усмехнулась она, наблюдая, как он запихивает в рюкзак бутылку.
- Да, - ответил Ник, улыбнувшись и звучно застегнул молнию. Он вдруг не к месту задумался о том, накладывают ли такие звуки – молния, звук шагов или дождя – «сверху», поверх дорожки, работая над звуком в кинофильме. Ник уже почти спросил об этом Пат, но вовремя сдержался.
2[center]
Когда Никита услышал трель звонка непогожим октябрьским утром, он сразу понял, что ничего хорошего она не предвещает. Просто потому, что такой звук его звонок издает только если со всей силы треснуть по нему кулаком. «Да, так и есть», - подумал Никита секунду спустя, услышав, как дверь получила пинок. Не иначе, пришла женщина на грани нервного срыва. Никита усмехнулся своим мыслям и пошел открывать.
- Здравствуй, - сказал он, изобразив на лице безмятежность.
- Привет, - пробормотала его гостья, отпихнув его с порога и привычно направившись в его комнату, дымя сигаретой.
- Ради бога, не тряси пепел на ковер! – крикнул он ей вслед, запирая дверь. Девочка проговорила в ответ что-то невнятное и не особенно дружелюбное. Никита на секунду задержался перед зеркалом – чуть взлохматить прилизанную «школьную» прическу – и последовал за подругой.
Все кругом удивлялись этой дружбе. Никита – мальчик из более чем приличной семьи, в свои тринадцать почти в совершенстве владеющий английским языком, ученик престижной школы, краса и гордость художественной студии и прочее-прочее-прочее… и вдруг эта Пат – непонятно, откуда взялось у нее это имя? – дочка спившегося писателя, которого в городке никогда не воспринимали даже как бывшего интеллигента, и всегда называли только бездельником. Пат носилась по улицам с вечной сигаретой в зубах, прогуливала школу, сторонилась ровесников и, говорят, подворовывала. Отец поколачивал ее в воспитательных целях, и частенько она удирала от него в одной пижаме и тапках – но и тогда не просила помощи соседей. Каким образом такой, как Никита, мог подружиться с такой, как Пат – для всех оставалось загадкой. И тем не менее, их дружба длилась уже два года - что, когда тебе тринадцать, вполне приличный срок – и день ото дня только крепчала. Никто никогда не считал их «парой» - разве что родители Никиты называли Пат «прелестной девчушкой», сопровождая это чуть ли не понимающим подмигиванием.
- Что опять стряслось? – спросил Никита размахивая руками в надежде развеять клубы сигаретного дыма, наполнившие комнату. Пат молча откинула волосы с правой половины лица. На скуле расцветал фиолетовый кровоподтек.
- Опять? – вздохнул Никита и сел на ковер у ног подруги.
- Снова, - ответила она, затушив сигарету в цветочном горшке. Никита молча вытащил окурок и выбросил в форточку. – Ненавижу детство. Если бы мне только было восемнадцать, стала бы я тут торчать с этим козлом и его пассиями?
Никите нечего было ответить ей. Он только сочувственно помычал и хлопнул ее по спине.
- Не грусти. Сегодня великий день.
- Ты о чем?
- Сегодня 31 октября… никаких ассоциаций?
- Ммм… убили родителей Гарри Поттера? – попробовала мрачно пошутить Пат. – Да я помню. Хэллоуин. У меня каждый день Хэллоуин, знаешь ли.
- Ну прекрати! – воскликнул Никита. Он терпеть не мог, когда Пат начинала плакаться на судьбу. Он каждый раз чувствовал себя виноватым, что его никто не лупит. Обычно, когда он намекал Пат, что пора бы ей прекратить нытье, она становилась веселой, предлагала какую-нибудь затею, но сегодня она молчала, уставившись на свои коленки. Лицо было завешано волосами, темными и волнистыми (она заставляла себя думать, что они делают ее похожей на Джимми Пейджа), так что Никита не мог ничего прочесть на ее лице.
- Патти, - позвал он ее чуть ласковей – на секунду ему показалось, что она плачет, что, конечно, было невозможно: Пат – и слезы?
Она откинула волосы с лица и посмотрела на него. Губы Пат дрожали, от покрасневших глаз по щекам пролегли мокрые дорожки. Никита был поражен.
- Пат! Пат, ну что ты! Пат! – он только и мог, что мямлить ее имя, пока не решился, наконец, обнять ее. Это вышло очень неловко, по-детски – и все-таки Пат положила голову ему на плечо. Ее джиммипейджовские волосы щекотали Нику шею, майку промочили слегка ее слезы, он был в замешательстве от такой неожиданной близости и понятия не имел, как ему теперь действовать.
Но Пат не была бы Пат, если бы не смогла взять себя в руки. Она подняла голову с его плеча, сбросила его руку и утерла слезы кулачком. Никита поймал себя на странном чувстве умиления, вызванным этим жестом.
- Что-то я гоню, - буркнула Пат, по привычке грубостью прикрывая неловкость. – Извини.
В комнате повисло осязаемое молчание. Пат щелкала зажигалкой, пытаясь закурить, но руки дрожали, и ничего не получалось. Наконец, Ник отобрал у нее зажигалку и сам поднес огонек к ее сигарете. Она не сказала ему «спасибо». Он, в общем-то, и не ждал.
- Я хочу сбежать. Я не хочу к нему возвращаться.
- Ты можешь немного пожить у нас, - предложил Ник без особой надежды. Он понимал, что Пат имеет в виду побег окончательный и бесповоротный.
- Не вариант, - буркнула она. – Я хочу сбежать куда-нибудь… далеко. Совсем далеко. Чтобы никто не смог меня найти. Даже ты.
Ник резко обернулся и в упор уставился на нее, пытаясь понять, насколько она говорит серьезно. На лице Пат не было и тени улыбки. Только мрачная решимость и сосредоточенность. Казалось невероятным, что две минуты назад она плакала у него на плече.
- Даже я? – переспросил Ник. – Что значит «даже я»? Если ты куда-то уходишь, я иду с тобой!
Пат с недоверчивым интересом уставилась на него. Ник запоздало смутился и почти пожалел о сказанном, решив, что она сейчас подымет его на смех. Но она оставалась серьезной, только смотрела теперь на него как-то по-другому.
- Ну хорошо, - сказала она. – Пойдем сейчас же, пока никто из нас не передумал. Я хочу заглянуть кое-куда. Надо бы успеть до темноты. Собирайся поскорее.
Ник не был готов к такой поспешности, но уже не мог пойти на попятный, после того, что он сказал (и как он это сказал), поэтому ему оставалось только подняться на ноги и начать собирать рюкзак. Он побросал туда самые необходимые вещи: теплый свитер, блокнот для рисования, карандаши, спички, плейер, несколько кассет своих любимых Нау, подумав, прихватил еще и Цеппелинов – для Пат. Взял из папиной комнаты несколько пачек Pall Mall, после минутного раздумья вытащил из бара бутылку коньяку – больше для того, чтобы казаться самому себе истинно плохим парнем. Он все еще воспринимал побег скорее как игру, как «терапию» для Пат.
- Готов? – усмехнулась она, наблюдая, как он запихивает в рюкзак бутылку.
- Да, - ответил Ник, улыбнувшись и звучно застегнул молнию. Он вдруг не к месту задумался о том, накладывают ли такие звуки – молния, звук шагов или дождя – «сверху», поверх дорожки, работая над звуком в кинофильме. Ник уже почти спросил об этом Пат, но вовремя сдержался.
2[center]
- Куда ты хочешь зайти? – спросил Ник, когда они вышли на улицу. Пат боролась с ветром, задувавшим огонек ее зажигалки. Полы ее пальто взвивались, как парус, и казалось, что вот-вот ветер повалит ее навзничь. Ник с беспокойством отметил, что она одета слишком легко для такой погоды, но ему, конечно, не пришло в голову уговаривать ее зайти домой одеться.
- К маме, - ответила Пат, сладив, наконец, с зажигалкой.
Ник понимающе кивнул. «К маме» - это значит на кладбище. Не удивительно, что она хотела успеть до темноты. Должно быть, едва начнет смеркаться, туда потянутся стайки сатанистов, готов и прочих оригиналов – как-никак, Хэллоуин только один раз в году.
- Хорошо. Только не надолго, уже полпятого.
- Я знаю. Я не надолго, - непривычно кротко откликнулась Пат.
Путь к кладбищу лежал через лес. Не то чтобы это был лес, в котором можно заблудиться. То был обыкновенный крохотный и замусоренный лесок средней полосы России – от леса в нем был только живой сосновый запах, пружинистая мягкость хвои под ногами да удивительная тишина, какая бывает только в лесу.
Пат бормотала песню Цеппелинов, не зная английского и перевирая слова, что Ника всегда забавляло. Ветер в лесу стих, она больше не выглядела такой замерзшей, и изображая гитариста, и правда чуть-чуть смахивала на Джимми Пейджа.
- Что они там поют? – вдруг спросила она Ника.
- Что? – переспросил он.
- Переведи мне текст. Ты же его знаешь, не отпирайся, - сказала она.
- Ну… сейчас, - нахмурился Ник, вспоминая текст. – Что-то вроде… я не помню текст целиком.
- Переведи хотя бы кусочек! – потребовала Пат.
- Ну… «Там, на улицах города, люди бегут куда-то - у них не осталось времени, чтоб наслаждаться жизнью. Люди сбились с пути… Люди сбились с пути… сбились совсем… но теперь они знают, куда им идти» - что-то вроде того, - ответил Ник, уже мысленно отчитывая себя за сумбурность перевода.
- Да… - мечтательно протянула Пат. – Теперь они знают, куда им идти… Знают, куда идти,- прошептала она мелодраматично и торжественно. Ник подумал, что она похожа на актрису трагедии, непривычно печальная, окутанная дымом, в своем вечном черном плаще… Ему хотелось сказать ей что-нибудь, но он сдержался.
До кладбища они шли, не разговаривая, а только напевая знакомые с детства мотивы старых рок-н-ролльных песен. Обычно это действовало на обоих умиротворяющее, на время этого пения они становились как будто одним целым, и с радостью отрекались каждый от своих невзгод и дум. Но сегодня пение не помогало, напротив, Нику казалось, что они поют не песни Цеппелинов, а читают какие-то мантры или вызывают бесов. Он даже вздохнул с облегчением, когда увидел на пригорке первые кресты и надгробия. Теперь он оставит Пат наедине с мамой, и, может быть, побыв с ней, она станет не такой мрачной, превратится в старую веселую Пат.
- Я тебя тут подожду? – спросил Ники просто чтобы что-то сказать. На самом деле он всегда ждал ее здесь, у самой первой могилы, на скамеечке за оградкой.
- Нет, пойдем со мной, - сказала Пат. – Пойдем.
Ник никогда не бывал на могиле ее мамы, и теперь его страх смешался с любопытством, которое оказалось сильнее. После секундного колебания он двинулся дальше по кладбищу рядом с Пат. Они больше не пели, тишина леса, смешавшись с тишиной кладбища и молчания, давила на уши.
- Уже темнеет, - сказал Ник осипшим вдруг голосом, не выдержав этой тишины. Пат вскинула взгляд к вершинам сосен и молча кивнула.
Чем дальше они шли по кладбищу, тем глубже казалась Нику тишина, тем более угрожающими становились очертания сосен, крестов и надгробий. Он едва не вскрикнул, когда Пат потянула его за рукав.
- Что?
- Нам туда, - сказала она, кивнув на тропинку, ведущую к тенистому участку кладбища, расположившемуся под лапами огромной, раскидистой ели, каким-то образом затесавшейся в сосновый бор.
Ник вслед за осторожно огибающей кресты Пат, подошел к самому могучему стволу. Пат остановилась и оглянулась на него: они пришли. Она присела возле памятника, почти вплотную прижатого к ели. Ник с удивлением подумал о том, не мешали ли корни дерева вырыть могилу. Вроде бы, должны были помешать… впрочем, Ник не знал этого наверняка. Он присел рядом с Пат.
Памятник был самый дешевый, без фотографии, надпись на нем размыло, так что нельзя было разобрать ни имени, ни фамилии покойницы.
Ник с некоторым смущением ожидал, что Пат начнет плакать или разговаривать с матерью, но она по-прежнему молчала, только протянула руку и погладила холодный металл памятника. В ее движении было столько детской нежности, отчаянной любви, что Нику показалось, он чувствует, как что-то изменяется в нем самом, рушится какая-то стена. Это было похоже на то, как перестаешь сопротивляться слезам и позволяешь им выплакиваться. Только сейчас речь шла не о слезах, а о чем-то более важном, более взрослом, необъяснимом.
- Я люблю тебя, Пат, - сорвалось с губ Ника, прежде, чем он успел о чем-нибудь подумать. Пат посмотрела на наго внимательно, но без насмешки и так, словно он только что принялся объяснять, что Земля круглая.
- Я тоже люблю тебя, Ник, - сказала она как нечто само собой разумеющееся.
- Нет. Я правда тебя люблю, - повторил Ник. Часть его хотела поскорее удрать из этого страшного места и отказаться от этих слишком взрослых слов, вторая – более сильная – оставила его сидеть рядом с Пат возле могилы ее матери.
- Да? – спросила Пат, разглядывая Ника, как будто видит его в первый раз. – Хорошо. Дай мне руку.
Ник с готовностью протянул ей руку привычным жестом – как для рукопожатия. Она перевернула ее ладонью вверх и вытащила из кармана перочинный ножик – Ник знал, какой он острый, но почему-то ни на секунду не испугался. Он никогда всерьез не поверил бы, что Пат может причинить ему боль. Она молча показала ему со щелчком выскочившее лезвие, которое он и так уже видел много раз.
- Ты хочешь порезать мне руку? – спросил Ник, и не то чтобы он был против.
- Себе тоже, - отозвалась Пат и вопросительно взглянула на него. Ник согласно кивнул после секундного замешательства.
Пат с видом хирурга склонилась над его рукой и оставила тонкий, неглубокий порез рядом с «линией жизни». Кровь пошла, несильно, да и больно совсем не было.
Ник продолжал, как завороженный, наблюдать за ее движениями. Она сняла перчатку с правой руки, неловко держа нож в левой, немного неуверенно прочертила на своей ладони такой же порез, как у Ника. У нее кровь пошла сильнее и, видимо, ей было больнее, потому что она выронила нож на землю. Она с удивлением уставилась на свою ладонь, подняла на Ника испуганный взгляд. Меньше всего она была сейчас похожа на человека, проводящего на кладбище какой-то кровавый ритуал.
- Ничего, - сказал Ник, чтобы успокоить ее. – Сейчас остановится.
Она кивнула и протянула ему руку. Ник только сейчас понял, что она хотела сделать – смешать их кровь, чтобы они стали братом и сестрой. Он с удовольствием соединил свою руку с ее, надрез к надрезу.
Они одновременно подняли взгляды от своих переплетенных рук и рассмеялись детским, звонким смехом, как будто только что придумали какую-то необыкновенно веселую игру.
Из леса они вышли, держась за руки не столько потому, что им так хотелось, а больше для того, чтобы никто не заметил крови. Пат безмятежно напевала, а Ник украдкой посматривал на нее, впервые видя ее своей.
- О, посмотрите на этих детишек! Идете собирать конфеты в Хэллоуин? – увидев их, визгливо захихикала какая-то выряженная ведьмой девица. Ее компания засмеялась этому неостроумному выпаду, и Ник ощутил чувство превосходства, проходя мимо них с недрогнувшим лицом, все так же сжимая руку Пат в своей.
3[center][/center]
- Куда теперь, сестренка? – спросил он, заметив, что она ведет его к своему дому, и решив, что побег отменяется, как он и ожидал.
- Нам надо заглянуть к папе.
- Я думал, ты хочешь сбежать, - не смог не уколоть ее Ник. Пат улыбнулась.
- Я и собираюсь сбежать. Но сперва надо закончить… - она не сказала, что им нужно закончить, и у Ника в душе опять закопошилось нехорошее предчувствие – с Пат редко случалось такое – не суметь подобрать слова.
Пат с отцом жили не в квартире, как Ник и большая часть города, а в одноэтажном деревянном бараке без водопровода и прочих удобств. Было только электричество – да и то проводка постоянно перегорала. Улыбка на лице Пат сменилась сосредоточенной напряженностью, когда они подошли к дому, но страха, как ожидал Ник, в ее выражении так и не появилось.
- Тихо… загляни в окно, посмотри, что он делает, - прошептала она. Они с усилием расцепили руки – мешала засохшая кровь, и Ник подошел к домишке вплотную, представляя себя каким-нибудь секретным агентом.
- А с чего ты взяла, что он вообще дома… - пробормотал было он, но и сам уже увидел слабый свет в окне – внутри работал телевизор. Сквозь мутное стекло и стоящую на подоконнике утварь Нику все-таки удалось разглядеть грузный силуэт отца Пат. Он сидел в кресле перед телевизором, его голова откинулась назад, плешивый затылок покоился на спинке кресла, а рот был полуоткрыт – он явно спал, крепко и с удовольствием, совершенно не интересуясь идущим по телевизору фильмом.
- Ну чего он там делает? – спросила Пат, когда он, обойдя дом, вернулся к ней.
- По-моему спит. Я никогда не видел, чтобы «Прирожденных убийц» смотрели в такой позе, - Ник изобразил запрокинутую голову и даже издал тихий храп.
Пат засмеялась, но не над этой пантомимой.
- «Прирожденных убийц»? Он смотрел «Прирожденных убийц»? Как мило… если бы он только знал, что прирожденные убийцы у него на пороге!
Ник несколько секунд по инерции улыбался вместе с ней, но все веселье как рукой сняло, когда до него дошел смысл его слов.
- Что? Какие… Пат! Это мы – прирожденные убийцы?
Пат, согнувшаяся пополам от хохота, перестала смеяться, выпрямилась и посмотрела на Ника внимательно и серьезно – тем новым взглядом, что появился у нее только сегодня. Она ничего не сказала, но Ник понял, что именно их она и имела в виду – он все понял правильно: они и есть прирожденные убийцы.
- Пат… что ты хочешь…
- Помолчи, - сказала она, опасливо оглядываясь по сторонам. – Смотри, чтобы нас никто не видел.
- Пат, я не хочу…
- Ты сказал, что если я иду куда-то, ты идешь со мной! Было такое? – зашипела она, разом лишив Ника всех аргументов. – Смотри, чтобы нас никто не видел.
- Но Пат… а как же закон… а что, если нас поймают…
- Нас не поймают, - отозвалась Пат, быстро и деловито заходя в покосившийся сарай недалеко от дома. Через минуту она волоком вытащила оттуда канистру.
- Это что, бензин?
- Тише, Ники, тише, - произнесла она почти ласково.
От ее тона Ник мгновенно забыл обо всех своих сомнениях.
- Хочешь, расскажу тебе, как все было? – сказала она, раскрутив крышечку канистры и поливая бензином низ деревянной стены своего дома. Ей было тяжело держать канистру, но она не просила Ника помочь, а он сам почему-то не догадывался. – Папа уснул перед телевизором… - тихо, пыхтя от натуги, начала она. – Но он… не потушил сигарету, прежде чем уснуть… - бензин лился уже увереннее, канистра становилась все легче, и уже вторая стена влажно блестела, брызги летели на оконные стекла, - и она тлела, медленно тлела у него в пальцах… - струи бензина заливали запертую входную дверь, - пока не упала на ковер… - Пат отшвырнула пустую канистру и отошла на пару шагов будто для того, чтобы полюбоваться своей работой, потом обошла Ника, и он снова услышал за спиной звук молнии – и снова не к месту задумался о звуках в кинофильме. Пат тем временем выудила из его рюкзака спички и, остановилась перед домом на несколько секунд, то ли прощаясь, то ли окончательно решаясь совершить затеянное. Потом – Ник запомнил этот момент на всю жизнь – она вытряхнула из коробка спичку, разожгла ее и пару секунд смотрела на огонек. Он красиво трепетал, заливая ее лицо теплым светом, какой никогда не даст электричество. Две секунды растянулись в годы – и прошли.
Одним движением Пат бросила зажженную спичку на пропитанное горючим крылечко.
- Ковер вспыхнул мгновенно, и через некоторое время от дома осталась горстка пепла, - завершила она свой рассказ. Огонь занимался стремительно, Пат снова резко утратила свой торжественно-поэтический настрой, воровато оглядываясь.
- Пойдем, Ник, - сказала она так, словно собиралась покидать не место преступления, а скучную вечеринку. Ник стоял, не двигаясь, не в силах пошевелиться, будто прикованный к зрелищу горящего дома. Ему казалось, он чувствует тошнотворный запах паленого мяса, но это не вызывало у него никаких чувств. Все произошедшее сегодня словно оглушило его, теперь он не мог ни думать, ни чувствовать, ни действовать.
Пат тянула его за руку, он безвольно пошагал рядом с ней по пустынной улице. Не было ни души – все ушли на центральную площадь, на праздничный карнавал. «Дураки… - думал Ник, - настоящий Хэллоуин не там, в масках и рогатых шляпах, под дождем из конфет и серпантина. Настоящий Хэллоуин здесь. Настоящий Хэллоуин всегда был здесь».
Пат уехала тем же вечером. Мы вместе дошли до автострады, что проходит неподалеку от нашего городка, я не проронил ни слова. Она видела, что я сломался. То, что мы сделали, изувечило меня. Я уже не был ни ее смешным другом, ни влюбленным кровным братом – я стал тенью самого себя, как будто принес часть своей души в жертву ей, ее мести и Хэллоуину.
Она поцеловала меня на прощанье и села в остановившуюся на обочине машину. Я долго смотрел, как она уезжает, пытаясь хоть что-то почувствовать… но так и не смог.
Мне шестьдесят один год, и в каждый Хэллоуин я с замиранием сердца прислушиваюсь к тишине, в надежде услышать тревожный дверной звонок, который способна произвести только «женщина на грани нервного срыва».
Но в мою дверь звонят лишь дети, выпрашивающие сладости.
14.10.2011[right][/right]
Новость отредактировал Supernaturalyst - 20-03-2012, 11:02
Ключевые слова: Убийство побратимство по крови любовь