Ёлка
Вот и снова зимние каникулы. Сессию я закрыл досрочно, поэтому с чистой совестью мог гулять до самого февраля. Одно плохо — нужно было ехать в деревню к бабушке. Сам не знаю, зачем я пообещал ей это, но уж больно печальным показался мне ее голос, когда она звонила, чтобы поздравить меня с Днем Рождения, а мне в подпитии море по колено. Ну в общем я и пообещал, что на новогодние каникулы приеду. Бабушка конечно обрадовалась очень, потом уже и отказаться неловко было. Одиноко ей там, вдали от цивилизации, жить в глуши с котом и фикусом, когда разговаривает с тобой только телевизор, ведь дети и внуки звонят старикам нечасто, а приезжают и того реже.Таким образом, 27 декабря днем я сел в поезд, и вот уже он несет меня по белым равнинам, сквозь заснеженные леса и чужие города — дальше от Москвы, в Сибирь. Поездка прошла нормально, отоспался, прочитал книжку, которую никак не мог осилить раньше. После поезда автобусом полтора часа сквозь белое марево, и 30 декабря к ночи я ужинал жареной картошкой с домашними соленьями. Бабушкин дом показался мне маленьким и тесным после долгой разлуки, ведь последний раз я здесь был еще школьником, на летних каникулах. Бабушка постарела, волосы у нее все стали седые, но по-прежнему хлопотала по хозяйству и явно была очень мне рада. Я даже устыдился, что до поездки придумывал, как бы отказаться. Всего несколько дней, от меня не убудет!
Телевизор под кружевной салфеткой, фикус в кадке. Кошка Муська довольно мырчит, клубочком свернувшись в кресле с вязанием. В пролете между двух окошек новогодняя елка, увитая винтажной мишурой и дождиком. Я подошел поближе, недоверчиво потрогал веточку — искусственная.
- Бабушка, а чего елочка не настоящая? Лес же кругом.
- Да ну их, настоящих. Сыпются они, да мороки с ими много. Привыкла я уж к этой, — махнула рукой старушка, — Иди вон лучше варенья отведай. Все свое, никакой химии!
Ну ясно. Это ж я здоровенный лоб, мне все легко. А как бабушке в лес идти по снегу, там елку рубить да домой тащить, а потом еще ставить? Ладно, завтра сам схожу. Какой же Новый Год без елочки?
С утра меня разбудил изумительный запах блинов. Бабушка расстаралась, встала рано, чтобы приготовить тесто, сбегать за сметаной к соседям, у которых была своя корова. Вкуснятина какая!!! После еды я по сугробам пробрался в сарай, добыл лопаты и расчистил дорожку к калитке и сараям, дворик перед домом — а то у бабули только тоненькая стежка от дома к воротам шла, а теперь хоть на машине подъезжай. Собирался еще дров из запасов в сарае наколоть, чтоб не нужно было никого нанимать, да пока пообедал темнеть стало, я и спохватился — за елкой же собирался!
Оделся потеплее, топорик взял, веревку; нашел в сарае старые санки и вперед — к лесу. Зимой даже ночью темно не бывает, а сегодня вечер выдался ясный, так совсем будет светло, когда луна поднимется. Дорога по деревне была накатанная, шел я быстро сперва, но потом кончились дома, и тропинка стала расходиться на маленькие тропки к речке, или в обход деревни, и к лесу я подходил уже повыше щиколотки проваливаясь в снег. Вековые ели в два обхвата встретили меня на входе, как молчаливые часовые. Леса я не боялся, ведь раньше очень часто приезжал сюда на каникулы, и звуком упавшего с еловой лапы снега, или скрипом склоненного ствола меня не удивить. Но сейчас и того не было — тишина и снег, сонное царство. По памяти шел я к старой вырубке, что вдавалась клином в тело старого леса. Раньше тут был колхоз, и в числе прочего хозяйства выращивали елочки для новогодних базаров. Потом, уже в девяностые, какой-то местный энтузиаст пытался воссоздать хозяйство, да что-то у него не сложилось, и за посадками следить перестали.
Всходила луна, и в ее свете я увидел просвет между деревьями — вот и вырубка. Я вышел на свет и невольно залюбовался картиной, открывшейся мне. Вековой лес обрывался на невысоком пригорке, а внизу расстилалось море аккуратных пышненьких елочек, укрытых сияющим снежным одеялом. Даже жаль было нарушать гармонию нетронутой сибирской природы, но не с пустыми же руками возвращаться. Я спустился осторожно, пошел вдоль разросшихся посадок. Для домашнего праздника елочки уже великоваты были, но можно же верхушку срубить. Наконец, я нашел подходящее деревце, и подобрался к нему, стараясь поменьше тревожить остальные. Скоро в лесу раздался стук топора, и вот уже у меня на санках, повязанная веревкой, едет домой симпатичная елочка. Надо сказать, я не очень смотрел по сторонам, пока рубил дерево, а теперь заметил кое-что странное — поверх моих свежих следов проходили чьи-то еще. Будто кто-то пришел со стороны бывшего болота, прошел по моим следам, и не доходя метров десять до того места, где я рубил елку, свернул в посадки. Этот кто-то стоял за моей спиной и смотрел на меня, а потом ушел, не сказав ни слова. Странно, обычно все местные здороваются. Следы были чуть меньше моих, и судя по всему, незнакомец носил валенки.
- Эй, есть здесь кто? — крикнул я на всякий случай, но мне никто не отозвался.
Должно быть, кто-то из деревни тоже пришел за елочкой, а сейчас ушел уже слишком далеко. Или просто не хочет разговаривать. Я заторопился домой, чтобы успеть нарядить елку до Нового Года, и мысли о следах на снегу сами собой вылетели из головы.
Бабушка, вопреки моим ожиданиям, елке не обрадовалась.
- Иголками все замусорит. И выносить же ее потом, — она смотрела на елку с неодобрением, — Привыкла я к искусственной, ее еще дед в Москве покупал.
- Да ладно, бабуль. Я сам потом и вынесу, зато запах настоящий, новогодний! Давай наряжать скорее, а то уже скоро полночь.
Так и встретили мы с ней праздник с двумя елочками. После того, как я почти целиком уговорил бутылку шампанского — бабушка выпила совсем капельку — мне даже стало казаться, что живая елка как-то неодобрительно смотрит в сторону своей пластиковой сестрички. Хотя как, интересно, елка могла смотреть?
Новый Год с бабушкой — это не как в Москве с друзьями, поэтому мы речь Президента послушали, выпили, поели, погуляли немного на улице — сосед вышел с гармонью, и я впервые видел, как лихо отплясывают бабушки и дедушки прямо по накатанной дороге. Часа в три я уже лег спать, но сон что-то не приходил.
Мне все казалось, что кто-то ходит за окнами, снег на морозе там поскрипывал, и иногда будто бы тень падала на пол, словно кто-то к окну с улицы подошел и заглядывает туда. Однако, стоило мне сесть в постели и начать осматриваться, все сразу пропадало. В голове у меня шумело от шампанского и музыки, и мерещилось, будто живая елка слабо шевелит ветками, так что дождик на ней начинает сверкать и сухо шуршать. Списав все на проказы воображения, я честно старался уснуть, и ближе к утру мне это удалось.
Первого января я встал поздно. Бабушка хлопотала на кухне и что-то негромко ворчала. Одеваясь, я прислушался и понял, что разговаривает она с елкой из лесу.
- Ну вот уже насыпала! Что ты вредничаешь, ведь только принесли, и водички я тебе свежей налила, а ты вон чего — набросала мне иголок своих!
Я подошел и убедился, что елка действительно начала обсыпаться. Что-то рановато для свежесрубленной. В ботанике я был не силен, поэтому вдумываться не стал, тем более что хотел сегодня заняться дровами. Пока я таскал, колол и раскладывал поленья в дровяницу, бабушка завела пироги, и скоро уже из дома потек непередаваемый аромат. Убрав топор и закрыв сарай, я поспешил внутрь. С детства не помню ничего вкуснее бабушкиных пирожков с капустой! Какие нежные, сочные, с тонким подрумяненным тестом! Однако, что-то жесткое попалось на зуб. С удивлением я обнаружил во рту еловую иголку. Надо же, как они разлетаются! Оказалось, что почти везде в пирогах встречаются иголки, суховатые и твердые, какие-то удивительно острые.
- Ты елку-то в прогалине пилил? В старых посадках? — со вздохом спросила бабушка.
- Ну да, от опушки прямо и направо, там где пригорок небольшой. А что?
- Да вредные там елки, чего. Так и норовят то в глаз, то в нос иголкой ткнуть, мы даже по грибы туда не ходим, потом все ноги в царапинах. А года три назад Алевтина из третьего дома напоролась подошвой на иголку, и так у ней все распухло, а потом чернеть стало. В больнице в райцентре ей стопу-то и отрезали.
- Инфекция попала, наверное, — сочувственно покивал я, выискивая иголки в следующем пироге.
- Ага, они тоже так сказали. Врачи-то. Только вот люди там пропадают не от инфекции. Вынеси ты эту елку, внучек. Ну ее.
- Бабуль, ну какие люди? Алкаши в болоте всю жизнь тонули, елки-то тут каким боком? Но наша и правда какая-то неудачная, лезет вся. Вынесу ее завтра, хорошо?
- Сожги ее, от греха подальше. А то кто ее знает, — бабушка заметно волновалась, недружелюбно поглядывая на елочку, а та словно чувствовала — замерла и не шевелилась. Ни дождинка не шелохнется, а ночью мне казалось, что ее довольно сильно полоскало сквозняком. Приснится же такое…
Сегодня я заснул быстро. Оно и понятно — намахался топором, устал. Не знаю, шевелилась ли елка сегодня, только проснулся я среди ночи от легкого стука в окно. Знаете, как иногда бывает, когда кто-то с улицы хочет позвать, и легонько так стучит, костяшками пальцев — тук-тук…тук-тук. Выглянув в окно я никого не увидел. Снаружи была непроглядная ночь, тучи затянули небо, и разглядеть что-либо казалось занятием невозможным. Я некоторое время вглядывался в темноту, но не видел даже соседнего сарая. А потом снег заскрипел, будто кто-то уходил прочь, и я увидел в окне внезапно открывшееся зимнее небо.
Из-под одеяла я больше не высовывался до тех пор, пока не стало совсем светло. Проснувшись поздним утром я услышал, как бабушка на крыльце зовет кошку.
- Муська, Муська, Муська! Куда ж ты делась-то? Муськааа! Кис-кис-кис!
Елка стояла на прежнем месте, почти совсем лысая. Горка иголок под ней выглядела старой. Наверное, перемерзла елка, засчет мороза и стояла, а как внесли ее в тепло — оттаяла. Надо вынести это страшилище.
- Бабушка, а кто тут ночью по улице ходит и в окна заглядывает?
- Никто не ходит, внучек. Господь с тобой, кому бы ходить-то надо? — старушка вернулась с кошачьей миской в дом, — Что-то Муську второй день не найду. Рано ей еще на гулянки-то бегать…
- Может, на чердаке мышей гоняет? Да найдется Муська, бабуль, не переживай!
Я собрал иголки в пакет, снял с елки украшения. Выглядела она совершенно сухой, даже не верится, что я два дня назад принес ее из лесу, зеленую и пушистую.
- Елки собираю, — услышал я с улицы, — старые елки собираю!
Голос был глухой и негромкий, и я подумал, что наверное местные алкаши так подрабатывают. Выскочил я на улицу с пакетом иголок и своей горе-елкой, чтоб не успел сборщик уехать.
- Подождите меня!
И даже не удивился я тогда, что кто-то собирает старые елки второго января, и что в санях у мужика уже штук десять тех елок лежит.
- Здравствуйте! — мужик только кивнул в ответ, и пониже надвинул шапку, — Вы местный?
В ответ он только неопределенно махнул рукой в сторону старой половины деревни, за которой начинался лес. Мужик выглядел странно, и я решил, что он точно какой-то алкаш или бомж — телогрейка рваная и в пятнах, шарф повязан до носа, а сверху шапка надвинута, что лица не рассмотреть. И валенки на ногах, по виду будто мокрые и обледеневшие сверху.
- Вам надо обязательно обувь сменить, простудитесь!
Мужик кивнул и махнул в сторону саней. Там, как я сразу заметил, лежало уже штук десять елок, явных сестриц моей. Все лысые, сухие — скелеты даже, а не елки — на некоторых дождинки остались, бумажные снежинки, а на одной даже выцветшая красная звезда на макушке. Интересно, кто сейчас украшает елки звездами? Я кинул сперва пакет с иголками, а потом елку, но она топорщилась и никак не хотела ложиться уверенно.
- Придави ее, — глухо и сипло пробормотал мужик.
Делать нечего, придется. Я старательно прижал свою елку к саням, стал обламывать крупные ветки. Было странное чувство, что я ломаю чьи-то кости. Сани дернулись, я не удержался на ногах и упал на колючие сухие ветви, и провалился в темноту.
Очнулся я от дикого холода. Руки и ноги ломило от мороза, и я не мог шевельнуться. Всходила луна, но ее от меня загораживали какие-то веточки и палочки. Я лежал где-то на улице и не мог встать, кажется, я вмерз в лед. Как я тут очутился? Веточки шевельнулись, и я понял, что окружен сухими елками. С трудом рванув голову наверх, я взвыл от боли — мои волосы вмерзли в лед, и я оторвал себе, наверное, половину скальпа этим движением. Судя по кромке леса вдали, я был на опытном поле, которое пытались разбить на месте осушенного болота. Но то ли болото плохо высушили, то ли еще где-то ошиблись — вода каждый год возвращалась и губила все опытные посадки. Со временем поле забросили и стали высаживать здесь елочки на продажу.
Я пробовал шевелить руками и ногами, потому что переставал их чувствовать. Сухие елки вокруг шевелились, медленно подступая, и свободного места вокруг меня оставалось все меньше. На ближайшей елке я видел облезшего цыпленка из пенопласта, еще на одной — нитки дождика. Я понял, что схожу с ума от мороза. Меня окружали призраки погибших елок.
Не знаю, как мне удалось вырвать из ледяного плена одну руку, и ей я стал колотить лед там, где была закована вторая. Я почти не чувствовал боли, не обращал внимания на кровь и разбитые пальцы, потому что понимал, что иначе умру. Вот уже свободна вторая рука, хотя я почти ее не ощущаю. Потом разберемся. Неловкими пальцами я хватал себя за пуховик, выдирая его изо льда. Где-то подо мной хлюпала темная жижа болота, а сухие елки уже загораживали небо. Ноги я выцарапывал, отбиваясь обеими руками от мертвых веток, которые лезли в лицо и норовили выколоть глаза или забиться в горло. Потом я бежал — точнее, думал, что бегу, но на самом деле я полз и карабкался, пытался встать и падал, стараясь беречь лицо от острых веток и выплевывая иголки изо рта. Одежда намокла и замерзла, и двигаться было тяжело, к тому же я почти не мог открыть глаза, ведь по лице хлестали елки. Злые, забытые, загубленные ради праздника, но сохранившие свою обиду елки.
Как я выбрался в лес — сам не знаю, а уж как дополз до деревни — тем более. Бабушка рассказала, что меня нашли на окраине уже под утро, и сразу потащили отогревать в баню. Отпаивали меня чаем с медом и малиной, заворачивали в теплое, растирали водкой. Отделался я пневмонией, отморожениями и разбитыми кистями рук. На поезд меня сажали всей деревней, и то потому, что я наотрез отказался оставаться здесь дольше. Бабушка конечно очень расстроилась, и я никому кроме нее не рассказал о случившемся. Все решили, что я просто заблудился и упал в болото.
Поезд нес меня назад в Москву, а я думал о том, что рассказала мне бабушка. Вроде как при Сталине наше болото осушали заключенные, и кто умирал на работах, того так и хоронили в трясине. Потом на осушенном болоте стали выращивать елки, но все они были какие-то неказистые, облетали быстро, и были очень жесткими. Дети часто ранились о них, елки падали, поговаривали, что они горят как спички. Одним словом, хозяйство стало убыточным и его забросили. Потом один мужик из местных решил его возродить, стал возить елки на продажу и перед праздниками ходил с санями по деревне, предлагал свежие елочки желающим. А потом сгинул тот мужик — кто говорит, что на елке повесился, кто — что в болоте утонул. Пропал и все. А местные жители всегда старые елочки в болото выбрасывали, так в тот год там его и обнаружили, уже всего раздутого. Когда тело подняли, нашли там много останков людей, самого разного возраста. Как-то с той поры никто из деревенских елок в лесу не рубил, да и вообще в ту сторону старались не ходить.
Только вот, сказала бабушка, стали часто приезжать городские с большими фурами — нарубят елок, чтоб набить целиком, и везут на продажу, а куда уж везут…
С тех пор прошло четыре года. Я купил красивую искусственную елку, и каждый год наряжаю ее. Елочные базары обхожу стороной, даже если меня уверяют, что ель из Голландии. Что если она на самом деле приехала из той маленькой сибирской деревни?
Новость отредактировал olqa.weles - 8-01-2012, 09:42
Ключевые слова: ель бабушка деревня