Ареал обитания существ: Европа (5. Россия)

Геральдический бабр — геральдический зверь в виде черного тигра с перепончатыми лапами и широким хвостом, похожим на бобровый
Бабр есть интересный пример того, как по незнанию да по ошибке обычный зверь становится вымышленным. Изначально слово "бабр" — это просто напросто название уссурийского либо амурского тигра (лат. Felis Tigris) на якутском языке (язык саха). Статный уссурийский тигр в качестве геральдической фигуры существовал с 1642 года на гербе города Якутска, а с переносом воеводческой сибирской столицы с 18 февраля 1690 года перекочевал и в город Иркутск. В официально утверждённом 26 октября 1790 года Императрицей Екатериной II гербе Иркутска изображен тигр с соболем в зубах со следующим описанием: «В серебряном поле щита бегущий тигр, а в роту у него соболь. Сей герб старый».
Однако когда при очередном утверждении, уже Александром II, герба Иркутской губернии в Санкт-Петербургскую геральдию пришло «с места» описание герба со словом «бабр» вместо «тигр», неизвестный чиновник геральдии в описании «исправил» «а» на «о», и получилось «бобр, несущий в зубах соболя». Таковым герб губернии был Высочайше утверждён 5 июля 1878 года. Неточность никто не заметил, поскольку день утверждения герба — 5 июля 1878 года — был уникальным в русской геральдике: царь в Царском Селе одновременно утвердил 46 гербов территорий Российской Империи, то есть более половины гербов всех существовавших на тот момент губерний.
Следует отметить, что, несмотря на это, художниками никогда не было нарисовано ни одного изображения иркутского герба с бобром. Вместо этого бабра в гербе несколько «обобрили»: пририсовали большой, похожий на бобровый, хвост и перепончатые задние лапы, создав новое мифическое животное, которое можно условно назвать «геральдическим бабром».
Ошибка в одну букву в описании герба была исправлена только при утверждении его в 1997 году, то есть спустя 119 лет. Но при этом по сей день бабр на официальном гербе Иркутска представляет собой чёрного зверя, по виду напоминающего куницу с красными глазами, а вовсе не тигра. Данное обстоятельство является отличительной особенностью символики города и особой городской достопримечательностью, делающей Иркутск уникальным в истории геральдики.
Также можно упомянуть еще один интересный факт. Официальное описание городского герба 2011 года гласит, что чёрный цвет символизирует «смирение, благоразумие и скромность», а красный — «храбрость, мужество и неустрашимость». Депутат Законодательного собрания области Е. Рульков предложил изменить легенду цветов бабра (но не сами цвета), поскольку по описанию выходит, что скромный чёрный бабр держит в зубах храброго красного соболя.

"Борамец — это растение, имеющее форму барана и покрытое золотым пухом, сохраняющимся в чудесном состоянии даже тогда, когда само растение умирает. Пускает четыре или пять корней. Когда с Борамеца срезают кору-кожу, то струится кровавый сок. Этим растением любят лакомиться волки."
Х.Л. Борхес "Книга вымышленных существ"

Легендарное растение, будто бы произраставшее в дальних областях Азии. Считалось, что плодом баранца являются овцы, соединенные с растением пуповиной, которые питались растущей вокруг травой. Когда трава заканчивалась, и овца, и растение умирали.
"Обычно в одном монстре соединяются два разных животных. В Борамеце же встретились два разных мира: мир растений и мир животных."
Х.Л. Борхес "Книга вымышленных существ"

Представления о существовании «шерстяных деревьев» встречаются ещё у античных авторов — Геродота, Теофраста, Плиния Старшего.
В XVI—XVII веках «скифского барана» описывают многие путешественники, посещавшие Среднюю Азию и Россию; тогда же и возникает само слово «баранец», заимствованное из русского языка. О баранце пишут такие западноевропейские путешественники по России, как Сигизмунд Герберштейн, Адам Олеарий и Ян Стрейс. Сэр Томас Броун описывает Борамеца в третьей книге труда "Pseudoxia Epidemica", изданного в Лондане в 1646 году.
Благодаря авторитетным свидетельствам баранец долгое время считался подлинным, а не легендарным растением. Его безуспешные поиски продолжались до конца XVIII века.

В "Энциклопедии русских суеверий" Марины Власовой говорится, что "Енда́рь — сказочный зверь.
По поверьям Вятской губернии, ендарь живет под старым дубом и питается воздухом. Подробнее он не описывается, облик его неясен.
В интернете же ко всему этому добавляют: размером он с кабана.

Ефимо́н — название вечерней церковной службы в Великий пост, ставшее в Архангельской области персонификацией поста и персонажем-устрашителем.
"Есть персонификации и более сложного характера. В Архангельской области перед началом Великого поста ребят пугали ефимоном:
«Нас тоже пугали. Как катаемся на санках, бывало, скажут: «Сегодня ладно, катайтесь. Завтра пост придет, уже не будете кататься, Ефимон будет ходить»
Онежский район, 1982

В христианском церковном ритуале ефимоны — вечерняя служба в Великий пост (из древнееврейского мемифон — "с нами бог"). В приведенном контексте ефимон — имя персонажа, порожденного персонификацией поста. Пост в противоположность веселой и разгульной масленице — время мрачное и скучное. Его приход, естественно, нежелателен, что отражено в следущем контексте:
«Ефимон, поди вон, в Шижму, в Сороку, в Сухой наволок, в Суму на городок»
Онежский район, 1982

Персонификация масленицы в виде куклы, чучела, которое хоронят, сжигают, топят в конце масленичных веселий, — явление широко известное. Персонификация поста в облике определенного персонажа если и представлена на восточнославянской территории, то очень ограниченно. Вообще же у славянских и многих других европейских народов смена весенних карнавалов, масленичных развлечений постом сопровождается ритуалами, в которых участвуют два персонажа — персонификации того и другого. Между этими персонажами разыгрываются действа, иногда они борются, причем победа всегда на стороне поста. У чехов масленица заканчивается похоронами Мясопуста, Бахуса или Контрабаса. У сербов пост олицетворяется в облике бабы Коризмы. В Англии в «пепельную среду» соломенное чучело, одетое в лохмотья и называемое Джек-пост (Jack-o-Lent), проносили по улицам селения, затем укрепляли на шесте, где каждый желающий мог бросать в него камни, палки, грязь в течение всего поста. Особенно развернутые ритуалы такого рода совершались в Италии и Испании. Сохранились еще средневековые описания борьбы толстого, веселого, наглого дона Карналя против длинной, тощей и безобразной доньи Куаресмы, описания целых потешных битв между воинствами того и другого персонажа (cuaresma — "пост", отсюда же и название сербского персонажа — Коризма).
Таким образом, архангельский ефимон — отражение, хотя и слабое, редкой для восточнославянской традиции персонификации поста. Удалось обнаружить мезенские материалы 1839 года, указывающие на более раннюю стадию персонификации ефимона:
«На Страстной неделе в среду после вечерни, по случаю прекращения ефимонов, собираются ребята на церковной паперти и, бросая кверху шапки, кричат нараспев: «Кыш, ефимон, из трапезы пошел, за три дня до Христова дня!»
Зеленин Д.К. "Описание рукописей ученого архива Русского географического общества"
Выпуск 1

Но в этих записях ефимон еще не персонаж устрашения детей, а преломленный в народном сознании, персонифицированный образ христианского культа. Развитие же образа в сторону стирания и обобщения его семантики, превращение в персонаж-устрашитель — явление обычное".

В свое время на месте Казани обитало множество змей, каждая толщиной с бревно. Предводителем их был двухглавый летающий змей Зилант. Одну голову он имел змиеву, другую воловью. Одной головой пожирал молодых джигитов и прекрасных девушек, которых свозили к нему в жертву со всей округи, а другой ел траву. Люди обходили это место сторонкой, так как боялись свиста змеиного. Слуги хана, выбравшие место обитания змия для строительства города, обратились к колдуну Хакиму, и тот посоветовал, как извести змей. Надо, мол, вырубить лес и кустарник, привезти кучу соломы, а весной, когда все подсохнет и змеи заползут под кучу, облить смолой и серой и поджечь. Так и сделали. Когда в жарком пламени горели бесчисленные змеи, стоял такой лютый смрад, что замертво падали люди, кони и верблюды. После того хан поместил Зиланта на свой герб для воспоминания этого происшествия.
Такова легенда, а как оно на самом деле мало уже кто помнит. Но факт то, что изначально изображение Зиланта действительно было отличительным знаком печати казанского хана. После завоевания Казани Иван Грозный перенёс его на государственную печать. В 1730 году царским указом Зилант был помещён на герб Казанской губернии. Он был описан как «черный коронованный дракон, крылья и хвост червленые, клюв и когти золотые; язык червленый». Вместе с гербом Казанской губернии Зилант попал на герб Российской Империи. Ну и потом Зилант каким-то образом появился на гербе города Каширы, расположенного к югу от Москвы.
После добавления Зиланта на печати Ивана Грозного его образ появился в оформлении тронов и парадных сервизов. Также изображение Зиланта часто встречается как декоративные элементы оформления парадных решёток и зданий по всей Казани. Надо сказать, что в честь Зиланта назван и Зиланткон — крупнейший всероссийский конвент любителей фантастики, толкинистики и ролевых игр, проходящий ежегодно во время ноябрьских каникул в городе Казани.
Такой вот он — российский виверн.

Ки́цка жо́нка — в поверьях русского севера водяной дух в обличье женщины с рыбьим хвостом, обитающий в реке Кице.
«В стародавние времена это она тут поселивши была, проклятуща. Река Кица-то, она глыбока, тиха, леса округ ее стоят дремучи, — нечисти в этих местах жить, и приятно. Вот поселилась на реки Кицка жонка. Живет, водяну траву жует, рыбой семгой командувает. С виду-то она ровно девка али жонка, а хвост у ей бытто рыбий».
Мурманская область.

В рассказе жительницы села Кузомень Терского берега Белого моря Кицка жонка описывается в общем сходно с водянихами, русалками: она обитательница и «хозяйка» впадающей в реку Варзугу реки Кицы. Кицка жонка «командувает рыбой» (деталь, не свойственная повествованиям о русалках). От русалок севернорусских и великорусских поверий Кицку жонку отличает рыбий хвост, характеризующий фараонок. Очень редок (если не единичен) для рассказов о русалках и мотив требования человеческих жертв в обмен на рыбу, прослеживающийся иногда в повествованиях о водяном (записанная здесь же быличка о русалках, мстящих нечаянно плюнувшему «на их свадебный стол» рыбаку и пр., позволяет предположить, что в этом районе бытовал (или бытует) некий «цикл» повествований о русалках).
«Поселились на Кицкой тони два брата Заборщиковы. Не богаты были братовья, за тоню-то, быват, из последнего заплатили... Тольки все у них неудача. Кольки разов сети выволакивали — все в их рыба уснувши и бытто несвежа. Вот как-то вечером выволокли они харвы. И почудилось им, что под харвам рыба как-то болшуща полыхнулась. Рыба-то рыбой, а голова с волосам, ровно у девки, и руки голы. Ах ты подла! Это ты, быват, со зла нам всю рыбу портишь? Потужили братовья, стали раздумывать, что нонь делать... И порешили братовья как ни есть, а жонку Кицку переупрямить и хорошего лова добиться. Вот о полночь приходят братья на берег, молят, вызывают: "Кажись нам, нечиста сила". А она уж тут как тут, волоса распустила, хвостом хлобыщется, глазищи свои бесстыжие так и пялит. „Чаго, — грит, — вам от меня нать?" А Заборщиковы ей и говорят: "Так, мол, и так, твои все это штуки, рыба у нас все сонна ловится, скажи толком, сделай милость, чего ты от нас хочешь?" А жонка Кицка и говорит: "Это я с печали да с горя". — „Како, мол, у тя, у нечистой силы, горе?" — „А то горе, — жонка отвечат, — что давно я человечьего мяса не пробовала. Дайте вы мне, — говорит, — свежей человечинки, так я вас таким уловом порадую — озолотитесь обои с одного вылова". Сказала, хвостом вернула и была такова. А рыбаки ровно ошалевши домой пошли».
Колпакова Н. "Поморские «бывальщины»". Архангельск, 1935

Вскоре после этого на Кицком берегу начинают пропадать люди:
«То парня не доищутся маленького, то девки, то старухи. Люди все дивятся, плачут, а потом как-то странно слух пошел, что людей этих жонка Кицка к себе требовала, а то улова всей деревне не будет. В нечисту-то силу у нас вековечно верили. А вот тольки, как именно эти люди исчезали — никто не видал. И стали про пропавших говорить шепотом — „утонул". И ниче боле. Боялись об этом громко говорить, как бы нечиста сила не наказала. А только купцы на тыих тонях богатели. Туды к Заборщиковым Обросимовы переехали, за има́ — Рагозины. Все тыим делом семужьим кормились и богатели. Много десятков годов шло».
Колпакова Н. "Поморские «бывальщины»". Архангельск, 1935
«Дело раскрывается» лишь после того, как чудом выживает брошенный на Кицкой тоне в воду мальчик. Его подбирают и выхаживают монахи с тони Соловецкого монастыря.
«Он ни имя свое, ни деревню никак спомнить не мог. Так безвестным у монахов и жил. А пришел в возраст — обет дал за свое чудесно спасенье в монастырь постригчись. И так его монахи к своей жизни склонили, что он ни об чем другом и не помышлял. А вот как нечаянно со старцем отправился (собирать на чудотворную икону, в том числе в свой бывшей деревне*) да мать увидел — враз прочунел, все спомнил, всё рассказал, как дело было.
Хотели было начальству жаловаться — да купцы, видно, всем становым и урядникам уши позолотили. Не слышут ничо, да и баста. Хотели всем миром с убивцами своей рукой разделаться — монахи отговорили: „Господь, — говорят, — свою милость к младенцу показал, благоговейте перед чудом, а убийц ихняя совесть сама накажет. А вы не троньте: блаженни, мол, милостивии". Так народ их и не тронул. Тольки с тыих пор люди на Кицком пропадать перестали. А Заборщиковы богатой вклад в Соловецкой тыим годом отправили».
Колпакова Н. "Поморские «бывальщины»". Архангельск, 1935

В русской мифологии "существа, помогающие ведьмам, колдунам; накапливающие в себе достаток и приносящие его в дом.
«У Морозова Леньки ребятишки, как коловерши, все домой тащат»
Куйбышевская область.

В поверьях Тамбовщины коловертыш — фантастическое существо, помощник ведьмы. Он похож на зайца, но спереди у него большой мешкообразный зоб. В этот «мешок» коловертыш забирает добытые ведьмой молоко, масло, а дома изрыгает их в посуду, которую приготовила ведьма. Коловерша может иметь и облик черной кошки (тоже с зобом-мешком), обитать под полом или под печкой у наделенных колдовскими уменьями людей. «Коловертый» означает «быстрый», «верткий».
В Поволжье коловершей именуют и кошку-оборотня, а также существо, похожее на человека, но, как и коловерша, помогающее хозяину дома (Саратовская, Самарская губернии)."

Навной — вариант названия Намноя, указываюший на его связь с навью
Согласно славянской мифологии ночной дух, который приходит к человеку во время сна и давит спящего до синяков.
«Не ложись у порогу — навной перешагнет»
Тверская губерния

Намной — одно из наименований домового духа, ночью «наминающего» людей к переменам в их судьбе; он может показываться в облике призрака, тени, но при этом оставляет весьма материальные следы – синяки на теле человека (Тверская губерния), что «предвещает несчастья» (Ярославская губерния). Если эти синяки будут болеть — к худу, если они нечувствительны — все пройдет благополучно.
В варианте названия домового — навной — очевидна связь со словом «навь» («навье») – «мертвец, покойник». Это свидетельствует о связи образа домового духа с культом предков. Нередко домовой в поверьях прямо являет собой покойника, что и отражено в названии навной

Сиртя — вариант названия Сихиртя.
— Дедушка, расскажи нам кто такие сихиртя? — Попросил Мирослав. — Я читал об этом народе, но думал, что это сказки или легенды.
— И я, по-вашему, сказка? Вот он я перед вами. Хоть я наполовину ненец, наполовину сихиртя, но по небесному дару я больше принадлежу к подземному народу, — улыбнулся Ного. — Однако расскажу. Нас по-разному называют. Для хантов мы — сииртя, для зырян — сиртя, но сами себя мы называем сихиртя. Тысячу лет назад вся эта северная земля принадлежала маленькому, но сильному народу. Но сихиртя без войны уступили ее ненцам, когда те пригнали сюда свои стада оленей. Им с ненцами делить было особо нечего. И жить никто никому не мешал. Сихиртя не пасли оленей, их домашние животные чуть покрупнее. «Я-хора» — земляной олень, а по-вашему — мамонт. Живут сихиртя под землей. Их дома находятся в пещерах под высокими песчаными сопками. И стада я-хор живут там же. В тундру сихиртя выходят по ночам или в туман. Их любимое время года — долгая зимняя ночь, тогда они отправляются на охоту и несутся по тундре в упряжках, запряженных белыми полярными волками навстречу северному сиянию.
"Сихиртя", Варвара Зеленец.

Ненцы, живущие на полуострове Ямал, верят, что не они первые пришли на эту землю. Они считают, что до них на этих территориях жило племя низкорослых, но могучих (и телесно, и магически) людей. Говорят, что помимо низкорослости и коренастости этот народ отличался от прочих своими белыми глазами и "заикающимся" языком. Называют этот народ "сихиртя" или "сихирчи" (в краткой форме — «сиртя», «сирчи»). Существуют различные версии происхождения этого названия, как производное от глагола «сихирць» (приобрести землистый цвет кожи, чуждаться, избегать), от «си» (отверстие, дыра), от названия жука «си» (в которого превращается душа умершего).
По легендам, в незапамятные времена сихиртя пришли на Ямал из-за моря. Сначала они поселились на острове, а затем, когда его берега стали обрушиваться под ударами штормов, переправились на полуостров. Их образ жизни значительно отличался от ненецкого: они не разводили оленей, вместо этого охотились на диких, носили красивую одежду с металлическими подвесками. В некоторых преданиях сихиртя описываются как хранители серебра и золота или как кузнецы, после которых на земле и под землёй остаются «железки», их дома-сопки представлялись прикреплёнными к вечной мерзлоте железными верёвками. В общем, типа гномы вечной мерзлоты.
Однажды сиртя переселились в сопки и стали подземными жителями, на поверхность тундры выходят по ночам или в туман. В своём подземном мире они владеют стадами мамонтов («я-хора» — «земляных оленей»). Встречи с сиртя одним приносили горе, другим — счастье. Известны случаи женитьбы ненцев на женщинах сиртя. В то же время, сиртя могли украсть детей (если те допоздна продолжали игры вне чума), наслать порчу на человека или напугать его (да, такие вот ненецкие эльфы).
Есть упоминания и о военных столкновениях ненцев с сиртя, при этом последние отличались не столько ратной доблестью, сколько умением неожиданно скрыться и внезапно появиться вновь. Сей момент в их поведении, видимо, дает основания проводить параллели между сихиртя и русской чудью.
Интересно, что ученые допускают наличие такой народности в глубокой древности — в качестве досамодийского населения тундры. Этот народ они относят к Усть-Полуйской археологической культуру железного века (IV век до н. э. — II век). О как!

На Урале говорят, что старее курганных берез ничего нет. А история их будто бы такова.
...Жили испокон веков на Урале старые люди — их чудью звали. Рылись под землей, железо варили. В темноте ютились, солнечного света боялись. А лица у них были на груди. И вот стали замечать чуди, что белое дерево на их землю пришло, никогда такого ни их деды, ни прадеды не видели. Слухи тревожные передавались из уст в уста: где белое дерево, там белый человек. Раньше слышали про таких людей, живущих там, где солнце садится. А березы на черный лес все наступают и наступают... «Уходить надо», — говорили молодые чуди. «Умрем, где умирали наши отцы и деды», — возражали старые и пожилые.
И вот запрятались чуди в свои жилища, норы подземные; сваи, державшие земляные потолки, подрубили и заживо захоронили себя. Не стало их на Урале. А на месте жилищ курганы образовались. И растут на них старые-старые березы.
Александр Лазарев, "Легенда о Чуди".

"Странное темнокожее племя, владевшее "тайной силой" и обитавшее, согласно древним легендам, на территории современного Урала. Предания утверждают, что "чудь" по неведомым причинам ушли однажды вглубь земли, построив себе там целые города, где и обитают до сих пор. Возможно эти рассказы родились из-за рукотворных построек и следов человеческой деятельности, обнаруживаемых время от времени в уральских пещерах и древних горных выработках."
Отдельно стоит отметить интересную черту, роднящую чудь с блемиями европейских бестиариев — "лица у них были на груди".

«Под Крещенье выгоняют из дома шолышнов, выгоняют святой водой из домов, овинов, баней... Окропляют каждого человека, а потом квартиру — крестообразно... Будто у шолышна шапка железная штыком, в руках носят железную сковородку с горячим угольем и, бегая по-на уличу, выговаривал: "На кол девку, на копыл парня"»
П.Г.Богатырев,
"Верования великоруссов Шенкурского уезда Архангельской губернии".
Этнографическое обозрение. 1916