Икона ведьмы
Когда Филипп в детстве мечтал стать кладоискателем, он и представить себе не мог, насколько это грязная и лишенная всякой романтики работа. В мечтах всегда возникали образы, навеянные произведениями Стивенсона. Там были и пиратские карты, и старинные замки, усыпальницы, и готические склепы, набитые золотыми монетами старинные сундуки, и даже хитроумные ловушки в запутанных лабиринтах.Вот и в это раннее майское утро, ступая на порог давно заброшенного деревенского дома, ему вспомнилось название одной из книг - “Владетель Баллантрэ”. А чего вспомнилось? Да он и сам не понял. Вспомнилось и всё тут.
- Эх, ну нету в Псковской области замков! - Задумчиво произнёс Филипп вслух.
- Ну ты и размечтался, - ответил его товарищ и счастливый обладатель металлоискателя Жека. - Даже если бы и были, перекопаны они все давно.
Жека вошел следом за ним и начал расчехлять свой металлоискатель. С неудобной конструкцией этого внушительного аппарата Евгения мирило то, что он имел достаточно большую глубину поиска. На покупку этого чуда техники у Жеки ушла вся его зарплата, а потому он его холил и лелеял, носил словно хрустальную вазу. Собирал очень аккуратно, боясь перетянуть зажимные элементы конструкции.
Пока Жека занимался сборкой, Филипп включил фонарик и прошелся по пыльному полу пристройки, осторожно ступая по скрипучим ступенькам поднялся ко входу в саму избу и толкнул старую деревянную дверь. Осветил фонариком небольшую комнату и почти сразу увидел лаз на чердак, точнее, это был не лаз, а потолок специально был кем-то разобран прямо над старой кроватью.
- Похоже, кто-то не нашел вход на чердак и тупо разобрал потолок, - сказал Фил поднимающемуся по ступенькам Жеке.
А тот уже включил свой аппарат, Фил это понял, так как монохромный дисплей металлоискателя издавал слабый звук.
- Да, вероятно они использовали эту кровать, чтобы по ней забираться на чердак, - задумчиво произнес Жека.
Дом был деревянный, довоенной постройки. На стенах ещё сохранились выцветшие зеленоватые узорчатые обои, пол был усыпан мелкими осколками кирпича, повсюду валялись старые, но, увы, уже никому не нужные вещи. Фил пнул ногой пыльный коричневый чемодан, лежащий на полу, в нем зазвенели фунфырики. Это был очень старый советский чемодан с металлическими уголками.
- Хорошая вещь для хранения инструмента, но если там бутылки, то чемодан ужасно провонял - деловито заметил Жека.
- Ты когда-нибудь находил закладные монеты? - Спросил он Филиппа, водя металлоискателем по полу. Филипп пожал плечами, разглядывая чемодан.
- Находить монеты находил, а вот закладные ли они? Но ты и не там ищешь, надо смотреть между подушкой фундамента и первым венцом дома.
- Не учи ученого … - проворчал Жека. - Надо подняться на чердак. Давай я залезу по спинке кровати, а ты подашь мне металлоискатель, грабли и фомку.
Жека с невероятным трудом залез в дырку на потолке, Филипп протянул ему аппарат, а затем подал инструменты, в этот момент он краем глаза заметил нечто: в углу над кроватью стояла икона. Увидев её, Филипп вспомнил, что иногда закладные монеты прятали именно под “красный угол”. Он подошел к иконе и руки сами потянулись к ней. Филипп стер влажной салфеткой пыль с лика, он оказался нарисованный красками и, во всяком случае Филипп был в этом уверен в тот момент, это была икона Богородицы. Но без младенца Исуса.
Филипп не очень-то разбирался в иконах, нет, он их любил, любил и дорожил, дома у него был настоящий иконостас из самых разных икон, за них не предлагали много на скупках антиквариата. Это были копии, не представляющие особую культурную ценность, но имеющие безусловно ценность духовную. И расставаться с ними Филиппу не хотелось. За несколько лет кладоискательства их накопилось штук сорок, имелась в коллекции даже одна старообрядческая икона, икона святого Христофора. На ней был изображён воин в доспехах с головой волка. Таких называли псеглавцами. Это был, пожалуй, самый ценный предмет в его коллекции. И единственная икона, которую он не нашел, а купил. В Питере на “Перинных рядах”, в лавке антиквариата на втором этаже. Старинные иконы там лежали как дрова, перебирая “поленницу”, Фил почти сразу заметил новодел на старинной рубленной доске. Пришлось дома стереть скипидаром образ святого Трифона, а под ним оказался святой Христофор. Эта же икона, которую сейчас держал в руках Филипп, состояла из двух досок, без следов ручной обработки, явно распиленных. Однако, она была написана красками, а значит, могла чего-то стоить на черном рынке.
- Удивительно, как её до сих пор не забрали? - сказал Филипп вслух.
- Ну, может кладоискатели до нас были набожными и не посмели, - услышал он над головой голос Жеки и чуть не выронил от испуга находку. - Ты не слышишь? Я тебя зову помочь мне мусор поднять, а ты тут стоишь как зачарованный. Дай икону посмотреть!
Жека взял у Филиппа из рук икону, посветил фонариком телефона на её лик, повернул тыльной стороной, в надежде найти подпись автора, а потом небрежно кинул на кровать со словами:
- Новодел, ничего ценного, уж поверь бывалому...
Работать металлоискателем на чердаке было невероятно сложно, Жека не мог встать в полный рост, сказалась также и длинна штанги самого аппарата. Фил убирал граблями мусор, а Жека проходился радаром металлоискателя по пыльной поверхности пола. Стоял густой и неприветливый запах потревоженной древности, вековая паутина прилипала к одежде, повисая на ней грязными серыми лохмотьями рваной ветоши. За два часа работы парни обнаружили только несколько мельхиоровых ложек, пару солдатских пуговиц и заводную ручку от патефона.
- Только зря время убили! Бери икону и пошли, - с явным разочарованием в голосе сказал Жека, — Здесь пусто. Излазили дом до нас какие-то прохвосты...
Фил завернул икону в сухую мешковину, которую нашел на чердаке, и сунул находку в рюкзак.
Выбравшись из дома, парни направились в сторону шоссе, где стояла их машина. Они шли среди полуразвалившихся изб и заросших кустарником цветущих садов. Ботинки оставляли узорчатые следы на разбитой трактором, но сухой песчаной дороге. Большинство домов имели совсем печальный вид, но некоторые выглядели ещё пригодными для деревенского быта.
Солнце грело спину, оно уже поднялось над горизонтом аж на две фаланги пальцев. Фил очень опасался, что их заметят. При виде чужаков с металлоискателем местные реагировали, как выражался Жека, весьма неадекватно. И, хотя эта деревня на вид была совсем заброшенной, в ней всё же оказались местные жители. Кто-то шел за ними следом. Парни сначала почувствовали, а потом и заметили фигуру не то ребёнка, не то невысокого мужчины.
- Иди, не оглядывайся, - сказал мрачно Жека.
Он положил завернутый в рогожу металлоискатель на правое плечо. Одетый в походный костюм цвета хаки, Жека походил на бойца неведомых войск, направляющегося на поле боя с противотанковой винтовкой. Вид был эпичный и у Филиппа: берцы, натовская куртка, защитного цвета штаны и бандана. Но преследователя, похоже, это не пугало, было видно, что этот человек намеренно сокращает дистанцию, он как бы спешит за ними, размахивая руками в такт своим шагам, будто маршируя на плацу. Фил оглянулся в тот момент, когда уже можно было разглядеть круглое лицо мальчика-мужчины с клоками редко растущей бороды. На нем была шапка с полями, старая кожаная куртка с подкатом а-ля 90е, куртку украшало огромное количеством нашивок и значков, серые брюки с красными лампасами были заправлены в невысокие резиновые сапоги-галоши, которые продаются обычно в магазинах для садоводов. Ещё метров за десять незнакомец начал что-то выкрикивать, а точнее издавать какие-то странные звуки.
- Похоже, он - инвалид, - шёпотом произнёс Фил. - Доброе утро! - Сказал он уже громче, обращаясь к незнакомцу.
Тот остановился в паре шагов от парней и начал громко мычать что-то невразумительное, грозя им пальцем.
- Уходим, братишка, уходим, - сказал незнакомцу Жека. - Ну не волнуйся ты так! - Почти умоляюще добавил он. Было видно, что Жека испугался, ведь этот абориген мог поднять шум на всю округу. Где-то вдалеке залаяла собака, потом ещё одна. Ситуация становилась явно напряженной.
Парни быстро зашагали по дороге туда, где уже виднелся обгорелый остов последнего дома. Инвалид бежал следом и не унимался, он что-то пытался сказать, но разбираться в его мычании было некогда, да и не охота. Вдруг он резко схватил рюкзак Фила и потянул на себя, обернувшись, Филипп увидел круглые глаза полные ужаса и мольбы. Голова этого человека тряслась из стороны в сторону, если бы она тряслась немного медленнее, Фил бы понял этот жест. Это означало “нет”, “не надо”, “только не это”. Фил услышал глухой звук, словно кто-то ладонью стукнул по большому спелому арбузу, инвалид разжал руки и упал на колени. За его спиной стоял Жека, похоже он ударил бедолагу в бок. Тот и правда схватился за правый бок, но не кричал, видимо ему перехватило дыхание.
- Уходим! - скомандовал Жека.
И парни побежали из этой проклятой деревни прочь. Хотя, почему проклятой? Таких деревень в России теперь сотни, тысячи, а может и сотни тысяч. Опустевшие дома с разбитыми стеклами, посещаемые изредка мародерами. В некоторых ещё жили брошенные старики, доживающие свой век и, вот такие, как этот бедняга, не нужные обществу. Обществу, живущему по принципам блата, ненависти к бедным, больным, странным и инакомыслящим...
- Ты зачем его ударил? - спросил Фил, когда они подбежали к машине.
- Я не знал, чего ещё делать, - ответил Жека, открывая багажник старого “Форанер” и кидая туда металлоискатель. - Садись, поехали, а не то сейчас какой-нибудь дед с берданкой нагрянет.
Они резко тронулись и полноприводный джип запылил по просёлочной дороге.
- Не хорошо это, Женя, - сказал Фил, вглядываясь в зеркало заднего вида.
Плотно сжав губы, Жека сосредоточенно вёл машину. Он будто сдерживал какие-то нехорошие слова, ругань, неуместную, но возможно, необходимую ему сейчас, чтобы снять напряжение, застывшее в его теле. На его обветренном лице читалась досада, он переживал. В такие моменты его лучше было не трогать и не разговаривать с ним.
У выезда на шоссе парни остановились, чтобы переодеться в чистую одежду. Поход за кладом кончился, оставив неприятный осадок. Всю дорогу они молчали, только на подъезде к Луге остановились чтобы перекусить и заправить джип.
- Ты знаешь, Фил, - сказал Жека, когда они снова уселись в машину. - Я с детства боюсь сумасшедших, понимаешь? Я, реально, испугался этого имбецила.
Фил покосился на Жеку:
- Ты же, вроде как, в медицинском учился? - с усмешкой ответил он.
- Учился, да, даже психиатрию изучал, но это так, чтобы в себе разобраться.
- Аааа, вот оно что, - протянул с издёвкой Фил.
Жека закурил сигарету и приоткрыл окно. Старый ветродуй “Форанера” не справлялся с весеннем солнцем и в салоне автомобиля становилось жарко. Парни боролись со сном. Грибники, рыбаки и кладоискатели встают рано и часто не высыпаются. Этой весной дороги опять размыло и через каждые десять-двадцать километров пути приходилось стоять в пробках. Дорожные рабочие оставляли только одну полосу, по которой пропускали встречные потоки машин по очереди.
Фил вернулся домой поздно вечером, он бы и забыл о своей находке, но решил постирать вместе с вещами и рюкзак. Он развернул икону, выкинул в мусорную корзину старую рогожу и поставил ее на полку к другим образам.
Когда Фил лег в постель, он уже ни о чём не думал и был уверен, что сразу уснёт. Он лёг на спину и закрыл глаза. Моментально наступило состояние лёгкой дремоты, томного полусна. Окно в его комнате было открыто, и Фил слышал, как иногда на улице возле дома проезжали машины, из парка напротив дома доносились соловьиные терли, но одновременно с этим он уже начинал видеть сон. Там, во сне, а Филипп был уверен, что во сне, так как глаза были плотно закрыты, он вдруг увидел, как чья-то серая тень слезла с подоконника и направилась в его сторону. Он захотел закричать, но не смог, по всему телу разлилось какое-то неприятное онемение, а в ушах раздался гул. Было такое чувство, будто его затягивает невероятно огромный пылесос куда-то в бездну. Вдруг что-то в комнате упало на пол. Фил сразу проснулся, открыл глаза и увидел свою комнату, но уже без серой тени и неприятного гула. На полу лежала икона, та самая, которую вчера он нашел в заброшенном деревенском доме. Фил встал с кровати, подошел к валявшейся на полу иконе, взял её в руки и замер, он смотрел на нее минуту, пристально. Весь холодный и бледный он стоял посреди комнаты, держа в руках находку, а в голове проносились мысли: “Это не Богородица, это не Дева Мария, это... Что это!?”
Фил включил в комнате свет, всем известно, что электрический свет действует успокаивающе на человеческую психику. Он как бы взывает к рациональности наш разум. Филипп сразу успокоился, все что случилось пару минут назад вдруг стало вполне объяснимым, а образ в его руках перестал быть пугающим. А ещё людей успокаивает любой вид деятельности, поэтому, когда Фил прикрутил саморез и повесил свою находку на стену рядом с другими иконами, он уже позабыл о своём кошмаре.
После того, как икона была надежно закреплена на стене, Фил вздохнул и спокойно погасил в комнате свет. Окно было по-прежнему открыто, но шума машин уже не было слышно, спальные районы города встретили второй час ночи. Странная тишина воцарилась в комнате. Фил вдруг понял, что совсем не хочет спать. Он подошёл к открытому окну, прямо к подоконнику, где в его недавнем кошмаре пристроилась тень. Облокотился, закурил, всматриваясь в ночной город. На перекрёстке мигали светофоры, свежий ночной воздух пах черёмухой и травой. Спина Филиппа ощущала приятную прохладу тюлевых занавесок и такой спокойной показалась ему эта ночь, тихая, майская, безветренная. “Даже птицы не поют” - промелькнуло в голове у Филиппа.
- Птицы не поют, не поют! - повторил он вслух каким-то чужим, не своим голосом.
И тут за его спиной, за тюлевой занавеской раздался шум падающих на пол вещей. Фил выронил сигарету и чуть было не бросился сам в открытое окно, в эту безмятежную ночь, с седьмого этажа своей обезумевшей квартиры. Но опомнился, преодолевая ужас он повернул голову назад и через занавеску увидел её, тень, тень женщины, которая стояла на коленях перед стеной с полками, на которых была только одна икона, та самая, которую он несколько минут назад прикрутил саморезом. Он бросился через всю комнату от окна к двери, у которой находился выключатель, его босые ноги ступали по лежащим на полу ликам, а за спиной он слышал женский ужасающий смех. Обеими руками он ударил по выключателю, на минуту, всего на минуту комната озарилась желтым электрическим светом. Тени не было, на полу действительно хаотично валялись его иконы. Как серые дрова, выпавшие из поленницы. И тут раздался хлопок, потом ещё один, лампочки в люстре начали гаснуть. Фил бросился бежать к выходу, хватая на бегу телефон, дрожащими руками он включил на нем фонарик, освещая себе дорогу, он схватил сумку, какие-то вещи и выскочил на площадку своего этажа.
Через час Филипп уже сидел дома у Жени на маленькой кухне панельной пятиэтажки и курил сигарету за сигаретой.
- А ты не прикалываешься? - уже в который раз допытывался сонный Жека, наливая себе и Филу из медной турки ароматный кофе.
- Богом клянусь, отвечаю, слышишь! Всё так и было. Поверь, я не рехнулся!
- Ладно, хватит курить, всю кухню уже прокурил.
Жека взялся ладонями за свои локти и положил голову на стол. Похоже, он о чём-то думал. Фил не мешал ему, пока не понял, что его товарищ крепко спит.
- Жень, ай, Жень! Что делать-то мне? - запричитал Фил и начал трясти друга за плечо.
Жека поднял голову, прищурившись посмотрел на наручные часы и уверенно ответил:
- Спать! Уже пять утра.
- А икона?
- Спать, - Повторил, вставая с табуретки он. - Сегодня встанем, если встанем, часов в десять, поедем к концу службы и к батюшке с ней подойдём.
- Освятим?
- Отдадим, дебил! - вспылил Жека, доставая из шкафа в коридоре надувной матрас.
- А квартиру он мою освятит? Пока родня с дачи не вернётся, я там спать боюсь.
- Завтра спросим, он подскажет, - утомленным голосом ответил Жека и включил насос надувного матраса.
- Вставай, мародёр, уже почти одиннадцать! - Фил услышал голос Жеки и мгновенно открыл глаза.
У него было такое чувство, словно они только что легли. Вот только-только голова опустилась на подушку и сразу подъём. Фил хорошо помнил это чувство по армейской службе и подумал, что утро не предвещает ничего хорошего. Он вскочил и первым делом открыл кошелёк, который вчера бережно положил на холодильник. “Сейчас, сейчас” - проговорил он вслух, роясь в самом маленьком отделении своего кожаного портмоне. Жека хотел было пошутить, сказать, что за ночлег он денег не возьмёт, но Фил может ему оставить за выкуренные вчера две пачки сигарет, но, он увидел, что делает Фил, и обомлел. Он просто упал на кухонную табуретку, потому как Филипп достал из портмоне крестик с цепочкой и, перекрестившись, надел. Евгений еще надеялся, что вчерашний рассказ Филиппа просто выдумка, может Фил накурился чего-то странного, а утром его отпустит и он пойдёт домой. Но человек, который с семнадцати лет носил крест в кошельках, вдруг решил его надеть в двадцать семь, да ещё и перекреститься при этом.
- Тааак, - протянул Жека и ударил ладонями по своим коленям, потер их, ощутив, что джинсы всё-таки ещё недостаточно высохли после стирки. И все же он не мог в этой ситуации обойтись без шутки:
- Правильно, Филя, правильно! Используй кошелёк по назначению, так, глядишь, и деньги появятся...
Филипп тем временем стоял в одних трусах на кухне, прижимая левой рукой крестик к груди, а правой он осенял себя крестным знамением, глядя на образ Серафима Саровского, который женина мама пару лет назад привезла с Валдая и повесила над холодильником. С виду могло показаться, что Фил крестится на холодильник, и Жека громко рассмеялся.
Отец Сергий был профессиональным дьяконом, по крайней мере так он сам себя называл. Крупный, коренастый и невысокий, с большой седоватой бородой и выпирающим пузом. “Это мой переносной аналойчик,” - шутил часто Сергий, поглаживая свой выпирающий живот. Иногда во время службы отец Сергий выходил в центр храма с огромным молитвенником, и прихожане могли слышать его мощный мужской бас, встречающийся только у православных священников. Когда-то в молодости Сергий неплохо играл на гитаре, увлекался роком и гиревым спортом, но вспоминать об этом не любил, поговаривая, что “у каждого святого было прошлое, как и у каждого грешника есть будущее!”
Отец Сергий долго крутил в руках непонятную икону, а Филипп с интересом разглядывал длинную широкую матерчатую ленту, которая лежала на левом плече дьякона и свисала почти до пола. На ней был изображен шестикрылый серафим. “Вот таким же серафимом когда-то был и Сатана” - промелькнуло в голове у Филиппа, при этой мысли его почему-то передёрнуло. Они стояли втроем за колонной в большом храме у иконы Спасителя.
- Ну и история, - вздохнул отец Сергий и протянул икону обратно Филиппу.
Филипп резко отшатнулся и замахал руками, часто-часто затряс головой из стороны в сторону.
- Что, боишься? - Засмеялся дьякон. - Я вот тоже боюсь! - Уже серьёзно продолжил он и протянул икону уже Евгению. Тот машинально взял её обеими руками, да так и застыл, держа образ в вытянутых руках.
- Так что же это такое? - Спросил изумлённый Жека.
- Понимаешь, Евгений, меня тут давеча пионеры вопрошали: как им относиться к тому, что один рок-музыкант себя в виде святого изобразил? То есть, портрет свой сделал по иконописным канонам. Я долго думал, как ответить. А теперь... теперь я думаю им вашу историю рассказать. Пусть уроком будет. Вы что, не видите, олухи? Не икона это! И женщина, изображенная тут, не святая.
- А кто это тогда? - с удивлением и дрожью в голосе спросил Фил.
Отец Сергий взял себя за бороду левой рукой, было впечатление, что он не хочет отвечать, но заставляет свой рот открыться, потягивая подбородок за бороду. Сергий быстро повернулся к лику Спасителя и перекрестился.
- Судя по вашему рассказу, ведьма это, ребята, - ответил он тихо, повернувшись к ним лицом после крестного знамения. - А теперь позвольте откланяться, меня прихожане ждут.
- Так что нам делать с ней? - спросил растерянно Жека.
- Вернуть обратно. Узнайте, как звали. Подайте молебен за упокой и приходите на исповедь. - Совсем тихо ответил Сергий, затем, по-солдатски развернувшись на каблуках, поспешил, шурша облачением, к своим прихожанам.
- Вот, даже священник её боится, - устало сказал Филипп, когда они сели в машину. - Я на ночь не хочу с ней оставаться, поехали, вернём.
Он повернулся к сидящему за рулём Евгению, а тот молча кивнул головой, заводя машину. Фил очень был благодарен другу за этот кивок головы, один он ни за что бы обратно в деревню не поехал. Нет, Фил, конечно, был уверен, что Жека его поддержит, но уже обдумывал варианты, чтобы выкинуть свою находку.
“Нет, нет, - говорил он себе. - Выкидывать ни в коем случае нельзя. Её обязательно кто-то подберёт и угодит в сумасшедший дом. Может, сжечь?”
Но Фил боялся сжигать, что будет, если это нечто останется у него в доме? Или, того хуже, переселится в него.
Они пересекли черту города в районе трёх часов дня. Добраться до уже знакомой им деревни удалось только к восьми часам вечера. Когда парни подходили к избе, уже достаточно стемнело, и друзья не сразу заметили сидящую на крыльце фигуру человека. Это был тот самый местный житель, которого Жека вчера так бесцеремонно стукнул. Филипп поймал на себе взгляд этого несчастного и ощутил, что понимает его без слов, на глазах недоумевающего Жеки он открыл пакет, достал завернутую в рогожу икону и протянул инвалиду. Тот привстал и, не сводя взгляд с Фила, безмолвно подошел, принял сверток в свои маленькие слегка пухлые руки, прижал к груди, отвернулся и, смотря себе под ноги, поспешил в заброшенный дом.
Всё происходило очень быстро, Филипп и Евгений продолжали молча стоять перед домом ещё, наверное, минуту после того, как незнакомец скрылся в темном проёме пристройки. Они слышали, как заскрипели рассохшиеся деревянные ступени, как стукнула о бревенчатую стену дощатая дверь избы с болтающейся медной щеколдой и как она потом громко захлопнулась. А через мгновение раздался ужасающий пронзительный вопль, как сирена он разнёсся в вечерней деревенской тишине и тут же начал затихать, переходя в рыдание. Этот вопль услышали и сразу подхватили местные собаки, залаяли на другом конце деревни, бросаясь на хлипкие заборы и гремя цепями поводков. У Филиппа от ужаса подкосились ноги, а Жека опрометью бросился в пристройку. Ещё мгновение и он уже в сенях, он уже пытается открыть эту дверь в избу, он наваливается на неё всем телом, и в этот момент он слышит ещё один крик. Где-то во дворе женский голос звал:
- Митя, Митенька! Выходи, Митенька!
Дверь в избу неожиданно отворилась, и Жека чуть не упал на инвалида. С отсутствующим взглядом тот прошел мимо него, спустился по ступенькам и выбежал из пристройки во двор, по пути чуть не сбив с ног Филиппа.
Жека вышел за ним следом и увидел этого странного человека в объятьях какой-то старушки. Она целовала его лоб, а тот плакал. Рядом стоял Фил и держал в руках шапку Митеньки, которая, видимо, упала, когда его обняла эта женщина.
- Мучает она тебя окаянная, мучает?! - приговаривала старушка, обнимая его сутулые плечи.
Её цветастый платок спустился на шею, обнажив не расчёсанные седые пряди волос. Она походила на ведьму. И только серые глаза на старческом лице были живые и добрые, она нежно обнимала несчастного Митю, а тот тёр маленькими кулаками глаза и всхлипывал у неё на груди как ребёнок.
- Так кто же его мучает? - Спросил Филипп. Он прекрасно понимал бестактность своего вопроса, но его просто распирало от любопытства. Когда он увидел старушку, он поверить не мог, что она реальный человек и, если бы она превратилась в кота или жабу, он бы удивился гораздо меньше, чем когда услышал слова: “Она тебя мучает”.
- Мать! - Ответила отрывисто она. - Там его мать изображена! - Добавила она, но уже еле слышно, будто боясь потревожить затихающего Митю.
- Может, уйдём отсюда? - Предложил Жека. Вероятно, он обращался к Филу, но женщина закивала головой.
- Да, идёмте, проводите нас с Митей до хаты, - сказала она. - Я вам всё поведаю, вы же именно за этим сюда пожаловали?
Старушку звали Людмила, она растила Митю с тех самых пор, как умерла её сестра Елена, мать Мити, та, с которой был нарисован этот злосчастный образ. У Мити был старший брат, Константин. Они были братьями только по матери и своих отцов ни тот, ни другой никогда не видели. Константин был старше Мити на девять лет, рос он высоким, сильным и видным парнем. В деревне слыл хулиганом, часто дрался и попадал из-за этого в милицию. Но мать постоянно хлопотала за него и Константину всё сходило с рук. И, хотя Елену люди боялись и не любили, но обращались к ней часто, чтобы заговорить грыжу у ребёнка или снять порчу, или вывести бородавку...
Митя же рос впечатлительным и ранимым, но очень способным ребёнком. Он рано начал читать и писать, хорошо учился в школе, умел рисовать. Елена говорила своей сестре, что именно Мите собирается передать свой дар целительницы. Константин же в учёбе не блистал и после окончания школы отслужил в армии, в десантных войсках, вернулся оттуда очень самостоятельным и независимым. Елене эти изменения в сыне очень не понравились. Но отношения Елены и Константина испортились в тот момент, когда он решил взять замуж женщину, которая была гораздо старше него.
- Прокляла она тогда Костю за непослушание, - рассказывала Людмила в тот момент, когда они остановились у калитки невысокого заросшего вьюном забора, за которым виднелся окрашенный в белый цвет небольшой одноэтажный домик. - К нам не приглашаю, уж извините. - Виновато сказала она.
- Конечно, конечно, поздно ведь... да и... Но что значит прокляла? - Спросил взволнованно Жека, ему очень хотелось дослушать эту историю до конца.
Людмила открыла калитку и втолкнула туда уже успокоившегося Митю.
- Иди, иди. Ребята уходят. Им тоже спать пора. - Сказала она строгим голосом и перекрестила спину уходящего в темноту двора Мити. И Филу сразу стало как-то спокойнее на душе. Казалось бы, перекрестили-то Митю, а Филипп увидел это и успокоился. “Не призрак она - Подумал Фил. - Нет, совсем не призрак”.
- Умер он, - сказала Людмила, прижимая руки к груди.
- Простите, кто умер? - Спросил, недоумевая Фил.
- Константин, - ответила Людмила. - Заболел и скончался, даже в больницу не успели отвезти. Елена тогда себе свою косу состригла... Я ещё подумала: “С горя что ль”? Костеньку на нашем деревенском кладбище похоронили. Тогда и картинка эта появилась в доме у сестры. Икона с неё рисованная. А через год и три месяца захворала Лена, заболела тяжело. Врачи приезжали, но сказали, что не довезут. Пусть, мол, дома умирает. Рак у нее обнаружили, не операбельный. А она три дня орёт, а умереть не может. Мужики тогда пришли и потолок избы разобрали. Чтобы её духу легче было отойти. Но не умирала она все равно. А на третий день взмолилась: “Отройте! - кричала, - Костеньку отройте, а не то я с ума схожу”.
- И что? Отрыли? - С удивлением спросил Жека.
- Отрыли, хлопцы, ох отрыли. А он лежит словно только сегодня отошел. Тленом совсем не тронутый. Руки, как у всех покойников, на груди скрещены, но обвязаны они седой косой. Я тогда палкой эту косу сняла и в огонь, и он после этого прямо у нас на глазах истлел и Лена спокойно умерла. Вот Митенька после того и повредился рассудком.
- Охренеть, ой, извините, - выругался Жека. - А картинка-то, эта, в избе... Что с ней делать?
- Не трогайте её, ребята. Она Митина, он без неё не может. Я бы давно её сожгла, если бы не он. - Взмолилась Людмила и в её глазах появились слёзы.
Где-то на деревенской дороге, ночью, среди спящих изб, и под звёздным небом шли два человека. Вдыхая пряный аромат цветущих трав и фруктовых деревьев. Они шли к своей машине, чтобы уехать из этого места и больше сюда не возвращаться. Они шли молча, чувствуя, что их жизнь, их картина мира сегодня изменились. Они по-новому смотрели на высокое небо и все звёзды казались им сегодня живыми, они ощущали, чувствовали, что все вокруг дышит, что есть параллельный мир, скрытый от наших глаз и есть, конечно, Бог. Так часто бывает, чтобы поверить в Бога, человеку необходимо столкнуться с абсолютным злом. Ведь, "всё познается в сравнении". Скорей всего, это и есть путь познания добра и зла. Жека и Фил теперь догадывались, что испытывали те двое, когда покидали Эдемский Сад. Но зло прекрасно осознаёт, что чем отчётливее оно проявляется, тем сильнее вера в людях, а значит, завтра наши парни проснуться и эта грань между добром и злом не будет столь очевидной. Зло будет маскироваться под добро, а добро, добро будет отпугивать. Как отпугнул ещё вчера наших героев несчастный Митя, который хотел предупредить парней об опасной находке, лежащей у них в рюкзаке.
Автор - Антон Глазунов.
Источник
Ключевые слова: Икона кладоискатели Ведьма страх священник