Пьяный лёд
Одна из примет современных русских сёл – жидкие мужские компании у дворов с покосившимися воротами. Антураж, впрочем, может варьироваться – будь то тенистый вишнёвый садик, или заросший дурноклёном перекрёсток у магазина, либо колченогая скамья над живописным речным берегом – неизменными будут ощущение светлой философской грусти и чувство братства, что объединяют людей тонкой душевной организации. Односельчане по недоразумению именуют их алкашами, иногда почти с любовью – аликами, научно-патриотически – алконавтами, и то и презрительно – синяками.Холодные зимы – коварные пособницы зелёного змия – прибрали не одного любителя огненной воды, и река в этом тёмном деле соучаствует. Рыбаки – те у лунок греются с пониманием, а вот бесконтрольные возлияния в тёплом помещении с дальнейшими прогулками у водоёма лишают осторожности, и глядишь – то один полынью не заметил, то другого неверные ноги подвели, заставив приложиться головой о лёд. Женатики по большей части избегают нелепой и страшной гибели, поскольку их дражайшие половины могут бесцеремонно прервать задушевную беседу и запросто запереть набравшегося супружника дома от греха подальше. В данном случае пошатнувшийся авторитет перед товарищами компенсируется сохранённой жизнью. Впрочем, судить об этом могут только жёны, мужикам подобные глупости в голову не приходят.
Редко какой год зимняя река не забирает одну-две жизни. После того как нашли Белюка, пару лет мужики остерегались, а потом село снова стало вести счёт подлёдным смертям. Страх от алкоголя бежит, оказывая человеку медвежью услугу и давая дорогу опасности…
Не будет страшной истории, полной мистического ужаса, будет грустный рассказ о человеке, бессмысленно прожившем свою жизнь и бесславно её окончившем.
Василий Белюченко, для друзей Белюк, был типичным представителем потерявшегося в новом времени селянина. Колхозная молодость приучила его к сезонному тяжёлому труду и длительным периодам отдыха, читай – запоям. Таких, как он, было немного, и их терпели за золотые руки либо безотказность, но до поры. Что было позволено колхознику, стало непозволительным наёмному рабочему. Из разваленного колхоза Белюк не смог никуда устроиться из-за своей слабости, перебивался подработками, обленился, от него ушла жена с детьми, что, откровенно говоря, его не сильно огорчило.
Быстро Василий опустился, стал бомжевать. Как-то так получилось, что домишко он свой пропил и остался в сорок лет с пожилой матерью на улице. Добрые люди взяли их «на фатеру» в летнюю кухню, по большей части из жалости к больной старухе, бедкавшейся с великовозрастным сыном. Очень она страдала, бесконечно за него молилась, ждала постоянно у окна, напрасно тревожа ветхую занавеску. А его дома почти не бывало, холодными осенними и зимними ночами приходил и заваливался в своём углу, в тёплое время года вообще не появлялся, жил на реке. Правда, весной, случалось, приносил матери её любимые ландыши, будто хотел этим загладить вину за свою непутёвость.
После её смерти Белюк окончательно ушёл на улицу, проводя время с собутыльниками, бродяжничая и эпизодически попадая в поле зрения блюстителей порядка. Когда ему было за пятьдесят, выглядел он на все семьдесят.
В начале нового века местные власти, внезапно озаботившись судьбами бездомных, спустили в сёла распоряжение пристраивать бедолаг в дома призрения. Милосердием прикрыли озабоченность по поводу растаскивания государственного добра различного толка, металл, опять же, да и пожары ввиду кучкования асоциальных элементов в заброшенных домах никто не исключал. Статистику смертности подобные личности тоже портили. Лишь доблестным служителям закона алкаши помогали сводить концы с концами в ежеквартальных отчётах по количеству протоколов.
И настала для Белюка со товарищи золотая пора. Как захолодает – идут сдаваться председателю, смиренно выслушивают профилактические беседы и с набором застиранного постельного белья едут в районный приют мягко спать и сладко есть. Да вот беда – там полный запрет на спиртное. И по весне, лишь снег сходить начнёт, появляются в селе первые беглецы, любители костра и солнца. Осенью – новый заход на тёплую зимовку. Некоторые, как Белюк, прилюбили такой образ жизни, поделать с ними сельсовет ничего не мог.
Лет несколько так вояжировал Василий, точнее, зим. В год, когда старый новый президент избирался, сбежал Белюк из приюта аккурат к выборам – уж больно погоды стояли хорошие. Гулял по селу с приятелями весну и лето, а осенью захандрил. Видели его частенько у бывшего его дома, на заречном кладбище у материной могилы, даже к жене зайти пытался, за детей-внуков узнать. Та его поначалу на порог не пустила, облаяла у двери, мол, нечего её позорить, хоть вымылся бы перед тем как прийти. Быстро, правда, остыла, рассказала новости, накормила и дала пару сотен.
Перед самой зимой, как повелось, поехал Белюк на казённые харчи вместе с парой таких же бродяг. Председатель привычно вздохнул с облегчением – до весны одной проблемой меньше. Рано радовался: Василий появился в родных пенатах ещё до нового года, в начале декабря. Сразу после его побега из приюта социальный работник позвонила и предупредила, что Белюченко ушёл «домой» в неурочное время, мол, если что, привозите снова. Помявшись, она добавила, что мужчина, возможно, не в себе, он вёл себя «не как обычно, беспрестанно говорил о покойной матери и хотел попросить у неё прощения».
В сельсовете приуныли: к предновогодним хлопотам могла добавиться возня с сумасшедшим, возможно, Василием. Однако никому он не досаждал, зря беспокоился председатель. Белюченко вёл себя тихо, на глаза попадался изредка, появляясь в основном по вечерам и у старых приятелей. И только потом, по весне, когда нашли тело Белюка, стали вспоминать, что в ту последнюю его зиму было много странностей.
После скромных похорон, устроенных Василию бывшей женой и детьми, местные забулдыги пришибленно шушукались о том, что Белюк этой зимой ни одной рюмки не потянул, хотя постоянно был подшофе; что в лютый мороз шлындал без верхней одежды и в матерчатых тапках; что, однако, отказывался от предлагаемых курток и телогреек непонятным «не положено»; что, когда появился впервые после приюта и пришел к Жорке Мордатому, тот его едва признал из-за чудовищной бледности, а кабыздох Мордатого, ластившийся ко всем без разбору, скулил и не хотел даже во двор заходить, пока там был Белюк; что к Ваняре Василий и вовсе зайти не смог, потоптался во дворе, а всё потому, что у Ваняры в сенях старые иконы в углу стояли, от набожной бабки остались; что по воскресеньям и большим церковным праздникам Белюка никто не встречал, только в будни; что появлялся он с заходом солнца, а не белым днём; что молчал больше обычного, а когда с ним заговаривали, отвечал невпопад, и всё вспоминал о матери, всё порывался к ней сходить; что на расспросы Мордатого о месте нынешней зимовки позвал того в гости и привёл к спящей во льду реке, за что выхватил дружеских люлей; что с одежды его будто капало; что…
Да много чего говорили, Гоголь бы обзавидовался богатству материала. Фактов же было меньше.
Факт номер раз: перед Пасхой местные браконьеры нашли Белюка в камышовых зарослях на самой середине реки. Глубины там – тьфу, пары метров не будет, и лёд там держится дольше всего.
Факт номер два: оттепель в ту суровую зиму случилась лишь раз, в самом начале декабря, после того река встала намертво чуть не до самого апреля, по льду местами на легковушках ездили.
Факт номер три: Белюк был в лёгкой приютской одежде со штампиками и копеечных тряпичных тапках, так его и опознали.
Факт номер четыре: кладбище было именно на противоположном берегу. На нём же, рядом с матерью, Василий и обрёл своё последнее пристанище.
Большинство односельчан посчитало факт номер пять несуразной выдумкой, слишком уж он напоминал детскую страшилку. Тем не менее, немногочисленные свидетели извлечения тела из реки своими глазами видели, как местный участковый в поисках хоть каких-нибудь документов для удостоверения личности Белюка достал из нагрудного кармана его линялой байковой рубахи… ландыши. Свежие, будто их только что сорвали.
Ключевые слова: Зима река алкоголь Белюк ландыши мать авторская история популярное