В старом доме
Мы жили целой семьей в очень большом и старом трехэтажном доме с чердаком, построенным еще во времена царя, на отшибе поселка. Вокруг был густой еловый лес, который гасил все звуки внешнего мира, создавая ощущения спокойствия и умиротворения. Зимой, на свет из окон, выходили дикие звери. В это время мне, шестилетнему сорванцу, запрещалось выходить на улицу в одиночку. Дикие волки, лоси и злые медведи могли затаиться под кроной густого дерева, там, куда не доставал свет уличного фонаря. Сам дом казался мне настоящим замком, стоящим посреди леса: с потайными проходами, переплетениями бесконечных, погруженных в полумрак коридоров. Закрытые на замок, неизвестные мне комнаты, придавали ощущение таинственности. Стены комнат были покрашены в бежевые тона, либо обклеены когда-то дорогими и яркими, атласными обоями темных тонов. А тяжелые дубовые двери придавали дому ощущение монументальности.Я сидел на ковре в гостиной, катая по полу подаренные мне моим дядей игрушечные машинки. Комната была погружена в полумрак. Высокие потолки уходили в темноту, лишь немного освещаясь огнем, с треском и неспешностью пожинающим остатки дров в камине. Камин был очень старым, таким же старым как и этот дом. Его окантовка, выполненная из темного дерева, напоминала мне вход в ворота древних египетских лабиринтов из детских книжек, и когда огонь меркнул, зево пугало своей чернотой. Над камином висел, искусно выполненный масляной кистью мастера, портрет старого человека. Он смотрел на маленького обитателя комнаты своими крошечными, поблекшими от старости глазами. Кем был этот человек, изображенный на картине, никто не знал. Он был похож на старого дворянина, и, наверное, был одним из первых жителей этого дома.
Я катал мою любимую машинку, устраивая воображаемые гонки. Процесс так поглотил меня, что я не заметил, как огонь в камине начал постепенно угасать. Треск догорающего, развалившегося на куски полена, заставил меня в одночасье отвлечься и поднять голову. Камин, словно оркестр титаника, издав последнюю мелодию, погрузился в бесконечную тьму. Я сидел в темной комнате, и лишь узкая полоска света восходящей луны за окном, освещала узкий квадрат пространства комнаты. Углы комнаты были погружены во мрак. На стене мирно тикали старинные маятниковые часы.
Я поднялся, чтобы выйти в коридор и найти маму. Мне казалось, что было уже очень поздно, и она должна была уже прийти с работы. В животе заурчало. Когда я последний раз ел? Ведь когда я сел играть, солнце еще освещало горизонт за окном. И где бабушка? Ведь она всегда печалилась обо мне, если я не покушал. Всегда готовила вкусные пирожки, которые я так любил.
Я вышел в тускло освещенный настенными лампами коридор, дверь комнаты стояла в нише, а коридор в этом месте был изогнут под прямым углом. Посмотрев вправо, в пяти метрах от себя, я видел деревянную лестницу, уходящую вниз. Впереди же, с четырьмя дверьми по бокам, тянулся длинный коридор, в конце которого уходила темная лестница на чердак, погруженная во мрак. Она всегда казалась мне странной. Большая, размером с лестницу между первым и вторым этажом, словно чердак когда то был обитаемой частью дома, на своей середине, она разветвлялась. Под углом в девяносто градусов относительно первоначального направления, она уходила в обе стороны, образуя что-то вроде буквы "Т". Правая ветвь старой лестницы уходила на закрытый чердак. Левая же, по непонятным мне тогда причинам, через десять ступенек, упиралась в голую стену, представляя из себя ненужный отросток. Ошибка архитектора, как когда-то объяснил мне отец.
Часы пробили двенадцать. Гулкий звон часов наполнил комнаты старого дома. От неожиданности я вздрогнул. Мне показалось, что как только пробили часы, темнота впереди изменила свои очертания, словно дернулась от звонкого удара маятника. Я застыл на месте. Неокрепший мозг мальца рисовал мне злых пиратов, скрывающихся во тьме, а то и таинственных привидений, которыми пугала меня подруга моей мамы. Там, где лестница уходила во мрак, еще не успев разделиться, мне виднелось плавное движение. Но, чем дольше я всматривался в темноту, тем больше я видел, и тем спокойнее мне казались очертания лестницы. Вот я уже видел стену и обои, грустно смотрящие на меня своими блеклыми узорами. Я развернулся направо, и пустился вниз по лестнице. Надо было найти бабушку или маму. Я был голоден.
Спустившись на второй этаж, передо мной предстала картина: слева от лестницы, стояла открытой дубовая дверь в большую комнату, очертания которой были видны смутно, из-за тускло горящей настольной лампы. В то время мы старались экономить на электричестве, приезжавший с вахты отец никогда не был рад большим счетам за свет. Комната была еще больше той, где я играл в свои игрушки. Будучи бывшей обеденной зоной для приема гостей, она имела большие, высокие окна на противоположной от входа стене. Тяжелые занавески свисали из-под потолка, закрывая местами вид на улицу. Слева от входа в гостевую, стоял пустой камин. Справа, уходя в черноту потолка, стояли книжные полки.
- Бабушка! - Позвал я. Вот же она сидит, спиной ко мне, в кресле-качалке, смотрит в окно! Я отчетливо видел очертания ее седых волос, слегка торчащих из-за подголовника кресла, и морщинистую левую руку, держащуюся за резную ручку кресла-качалки. Тишина.
- Бабушка, я есть хочу! - пропищал я капризным голосом, пытаясь надавить на жалость.
Но бабушка молчала, неподвижно уставившись в окно.
- Бабушка, ты спишь? Я хочу кушать! - топнув правой ногой, прокричал я в темноту комнаты.
Я подошел ближе, желая растормошить старушку, выдернуть ее из лап окружившей ее дремоты. Но что-то показалось мне странным. То ли то, что моя, такая чуткая ко всему бабушка, не отвечала на крики, то ли то, насколько неподвижным был ее силуэт. Я не слышал ее дыхания, не было той родной, мирно вздымающейся под дыханием, груди, не было звука тихого сопения. Она словно вросла в старое кресло, превратившись из добродушного человека, в статую, в каменное изваяние.
Я не на шутку испугался. Я не решался тронуть старушку, я даже не мог обойти кресло и заглянуть в ее неподвижное, со спины казавшееся каменным, лицо.
- Бабушка? - позвал я ее еще раз. Ответа не последовало.
Вдруг снизу, с первого этажа, раздался глухой звук открывающейся, массивной двери.
- Мама пришла! - крикнул я и, позабыв обо всем, ринулся на первый этаж. Пробежав по коридору первого этажа, я повернул за угол, чтобы обнять пришедшую с работы маму, стоящую в прихожей.
То, что я увидел, заставило меня остановиться посреди коридора, с ужасом смотря на человека, стоящего передо мной.
Это была бабушка. Седые волосы, аккуратно собраны в хвостик на макушке, опоясывающий плечи, серый клетчатый платок. В руке она держала авоську с едой.
- Вадик, ты чего встал? Помоги продукты отнести. С тобой все в порядке? - сказала она.
Мой детский мозг сковал страх. Ведь я только что видел свою бабушку, дремлющую в кресле-качалке на втором этаже. И если это была не она, то кто? И был ли там вообще кто-то? Ведь я так и не решился посмотреть ей в лицо. Я заплакал. Бабушка подошла ко мне, спросила:
- Вадик, что ты плачешь? Что случилось?
Я ничего не ответил. Испуг сковал меня. Теперь мне казалось, что наверху была вовсе и не бабушка, а ее странная, кривая пародия. Ведь не было на ней ее любимого, расшитого бахромой, пледа. Не было ни ежедневной газеты, что она так любила читать по вечерам, ни даже вязальных спиц, обычно лежащих на столике возле нее. Все же, немного осмелев, я выдавил из себя:
- Там наверху сидела какая-то тетя, я думал это ты, - сказал я.
Сверху раздались приглушенные звуки. Кто-то медленно спускался по лестнице на первых этаж. Бабушка подняла взгляд надо мной.
- Дурашка! - отозвалась смехом бабушка. - Это же мамка твоя, не узнаешь? Повернись, вот она стоит! - радостно отозвалась бабушка, показывая куда-то за моей спиной.
- Тань, ты чего молчишь, ребенка пугаешь? - воскликнула бабушка.
Зрение у бабушки было не ахти, в свои восемьдесят лет даже в очках она видела плохо. У меня же, шестилетнего ребенка, зрение было хорошее. Последнее, что я помню перед тем как рассудок покинул меня, это то, что на мою бабушку, стоя в дальнем, темном конце коридора, мертвенно-белыми глазницами смотрело нечто, отдаленно напоминавшее человека. Тощее, с длинными, до пола руками. Оскалившись в ухмылке из острых треугольных зубов.
Вернувшаяся под утро, задержавшаяся на работе мама, обнаружила мертвую бабушку, сидящую в кресле. Диагноз - инфаркт. Меня нашли в чулане, свернувшись в клубок и плача. Я еще долго не мог оправиться после происшествия, и все еще уверен, что бабушку убило то существо, с руками до пола, и белыми провалами глаз...
Новость отредактировал Lynx - 28-12-2016, 12:20
Ключевые слова: Старый дом нечто в доме дети бабушка существо авторская история